Баймер - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 35

– Назвался гусем, – возразил Гриць, – спасай Рим!.. У тебя получится. Ты москвич?

– Москвич, – ответил я. – А ты?

Гриць почему-то угрюмо промолчал, зато Сергей сказал ехидно:

– Есть такой город – ASS-трахань…

Я сказал утешающе:

– Ничего, любви все полости покорны. Комп в порядке, просто диск зачем-то отформатили.

Гриць посмотрел на Сергея, сказал угрожающе:

– А тебе, любимый мной, лететь с одним крылом…

Процесс инсталляции Windows с полчаса да занимает, я перебирал в своем чемоданчике лазерные диски, Сергей и Гриць уже отложили алебарды и забросили осточертевшие кости, чесали языками, рассказывали о Кононе, Козаровском, обитателях особняка.

Помимо самого Конона и Светланы Васильевны, здесь живут четверо охранников, пятый – их шеф, Козаровский, в прошлом полковник КГБ, Нюрка, а еще здесь ежедневно двое приходящих: садовник и секретарша. Правда, садовник приходит через день, а секретарша вовсе в отпуске…

Сам Конон, оказывается, начинал простым слесарем на заводе, быстро дорос до бригадира, но потом его избрали секретарем заводской партийной организации, чуть позже вообще забрали в обком, дослужился до секретаря, но затем был переведен «на укрепление рядов» в оборонку.

Именно на оборонке я его и встретил. Потом эта перестройка, приватизация, ваучеризация, из которой Конон вышел крупным владельцем. Владельцем чего, я так и не понял, а Сергей и Гриць не уточнили, сами не знают, но слышали, что Конон имеет долю и в нефтяном бизнесе, и в водочном, а пара престижных ресторанов в центральной части города принадлежит ему.

Работает он здесь, в особняке. Правда, в Москве есть офис, даже не один, но, как все у нас водится, важные дела решаются в банях, на охотах, банкетах, за шашлычками на свежем воздухе. Так что, возможно, в тот первый день среди импозантных NPC были и менее приметные, но подлинные ЛПР…

Сегодня меня позвали обедать в нижний зал. Камин, к счастью, не полыхал, а за столом, кроме Конона, уже трудились Козаровский и Сергей. Конон кивнул мне на свободное место на дальнем конце стола, сам ел быстро, но как-то машинально, на лбу глубокие складки, а когда ложка заскребла по дну тарелки, в раздражении оглянулся:

– Где десерт?.. Вечно копается… Нет, Сергей, ты со своим пацифизмом не туда заехал! В любом племени, любом биологическом виде рыб, тараканов, птиц, людей – есть слабые и сильные. Всегда так было, на этом жизнь стоит, никуда не денешься… Но только у людей слабые не вымирают, а живут! Им даже помогают выжить. Даже совсем никчемных и всяких уродцев спасают! И как-то забывается, что эти уродцы занимают места здоровых… Однако же давайте смотреть правде в глаза: в роду человеческом правят все-таки сильные. Да не вздувай мускулы, не вздувай! Когда я говорю о сильных, я имею в виду сильных в своем биовиде. Для птиц сильные те, у кого крылья крепче, у рыб плавники, у людей – мозги.

Сергей с разочарованным видом уменьшился вместе со всем набором мускулов. Это было похоже на затормозивший МАЗ, что разом оседает на спустивших колесах. Я помалкивал, трудно что-то говорить, когда слышишь очевидное. Поддакивать так же глупо, как и возражать. Я только не понимал, из-за чего начался этот разговор, который я перехватил на середине.

– Когда-то, – продолжал Конон, – я помню, как орали при советской власти: вот, мол, как плохо, что все диктуют сверху! Мол, дали бы нашему директору этот завод в собственность, он бы ого-го как развернулся! И продукция была бы без брака, и нам бы платил в десять раз больше… Что, не говорили так?

Козаровский подтвердил:

– Говорили. Всюду. Везде.

– Так чего жаловаться сейчас на несправедливость приватизации? Ведь они же, инженеры и рабочие, весь, как говорится, сознательный советский народ предлагал отдать в собственность государственные заводы и фабрики! Вот так просто взять и отдать. Директору бани – баню, директору завода – завод, председателю колхоза – колхоз. А вместо этого им, убогим недоумкам… я имею в виду не директоров, а всю ту негодующую массу… им дали шанс поучаствовать в великом разделе! В самом деле, дали. Все получили эти ваучеры. Все! Ну и что? Кто был лохом при советской власти, тот остается лохом при нынешней. Энергичные снова все взяли себе – уже на законном основании! – а убогонькие все так же как в соплях с головы до ног – в воплях о несправедливости. А когда для них возможна та справедливость, которую они хотят? То есть лежать на печи, а им чтоб подносили калачи?

Козаровский сказал сочувствующе:

– Да что вы, Илья Юрьевич! Все всё понимают.

– Если бы, – вздохнул Конон. Он коротко взглянул на меня. – Если бы.

Мне почудилось, что Конон вроде бы оправдывается. Я не бог знает какая величина… вообще-то я себя считаю величиной, но не настаиваю, чтобы мою гениальность все сразу заметили и кланялись в ножки. Просто, похоже, Конона достали. Если бы он общался только с ворьем, тогда дело другое, а вот интеллигенция может воротить нос.

Сергей сказал серьезно:

– Да плюньте, шеф. Бабу с возу, кобылу в позу. У слабаков всегда другие виноваты в их слабости и соплераспускании. А сами сидят и ждут, как верно вы сказали, чтоб им все готовое на блюдечке. И рассуждают о падении нравов и забвении культуры! Но кто бы ни поднес им на этом блюдечке, все равно будет виноват… Не на таком блюдечке! Мало!.. Бумажки мятые!

Конон грустно улыбнулся:

– За годы советской власти инициативных людей повыбили. Истребили. Сперва, после Гражданской, – физически, а в эпоху Сталина и прочих генсеков – кого физически, кого в лагерь, а остальным просто перекрыли все дороги. Осталась только большая государственная система. Все население – на госбюджете. Частной инициативы – никакой… Так стоит ли удивляться, что когда началась перестройка, то первыми начали создавать фирмы как раз только писатели и преступники?

Я ощутил, что на этот раз надо вякнуть мне, иначе уже неприлично, и хотя рот еще забит куриным мясом – я вообще-то ем, как галактическая туманность поглощает туманность поменьше, – я все же промямлил:

– Почему именно они?

Конон тут же откликнулся так живо, что я понял, мой вопрос был необходим. А если бы не отреагировал, то… не знаю, наверное, был бы подозрительным элементом.

– Удивлен? Да потому, что только они решались протестовать против государственной системы. Каждый, правда, по-своему. Писатели выступали с трибуны и попадали в лагеря, преступники преступали молча… воровали, создавали подпольные фабрики, артели, браконьерничали, наконец, нарушая госмонополию. Это тебе сейчас чудно, а тогда на писателей смотрели как на потенциальных преступников. Даже на самых благонадежных из писателей так смотрели! Мол, сейчас он вроде бы свой, а завтра… Так и бывало, когда, казалось бы, обласканные верхушкой партии писатели вдруг взбрыкивали и начинали воевать против… Я не писатель, нет. Просто, когда я создал свою фирму, то половина из тех, с кем сотрудничал, были созданы писателями.