Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Скотт Берг cтр.№ 12

Когда Эдвард, старший сын Перкинса, уехал в Гарвард, Макс занял главное место за семейным столом. Инстинкты янки заставили его сорвать занавес скорби как можно скорее и взять на себя столько отцовских обязанностей, сколько было возможно. Он чувствовал, что в настигшем их несчастье должен стать скалой и опорой для семейства. С младшими братьями и сестрами Макс обращался твердо, но ласково, и они уважали его. Однажды после утренней молитвы его мать разразилась слезами, и он гладил ее по плечу до тех пор, пока она не успокоилась. Целое поколение спустя он сказал одному из своих детей: «Каждый хороший поступок в жизни человек делает, чтобы заслужить одобрение своего отца».

Будучи подростком, Макс довольно легко преодолевал нежную юношескую влюбленность. «В тот вечер я зацеловал одну симпатичную девчонку просто до чертиков. У меня ушло на уговоры примерно три часа, но в конце концов она мне разрешила», – писал он Вану Вику Бруксу в 1900 году.

В течение нескольких летних каникул он обучал детей в Саутгемптоне на Лонг-Айленде, а в возрасте шестнадцати лет работал вожатым в лагере Честерфилд в Нью-Гэмпшире. Однажды, будучи в лесу с несколькими юными следопытами, Макс услышал ужасные вопли. Он отослал мальчиков назад в лагерь и отправился на поиски кричавшего. Он наткнулся на амбар и увидел в дверях женщину, вырывавшуюся из рук двух мужчин.

– А тебе чего надо? – спросил один из них.

– Я пришел спасти даму.

Годы спустя Макс хватался за живот со смеху, рассказывая эту историю, так как впоследствии оказалось, что та дама страдала белой горячкой, а мужчины просто пытались вернуть ее в дом.

Тем же летом произошло еще одно небольшое событие, которое позднее оказало влияние на всю жизнь Перкинса. Однажды вечером он отправился плавать в глубоком виндзорском пруду с пареньком по имени Том Мак-Клэри, который был немного младше него. Пловец из Тома оказался неважный. Примерно на середине пруда он перепугался и вцепился в Макса, обхватив руками за шею. Они оба пошли ко дну. Макс вырвался и выплыл, а затем вспомнил о Томе. Оглянулся и увидел, что тот плавает на поверхности лицом вниз. Макс поплыл назад, схватил Тома за запястье и потянул к берегу. Чтобы вытащить его на сушу, пришлось крепко обхватить его за талию, и, к счастью, это привело к тому, что вода выплеснулась изо рта Тома и через секунду он уже снова мог дышать. Мальчики договорились, что никогда никому не расскажут о случившемся, но и никогда не забудут об этом.

И в тот момент, когда Том Мак-Клэри был близок к тому, чтобы утонуть, много лет спустя сознался Макс другу, он понял, что до этого был «от природы беззаботным, безответственным и нерешительным». Он также добавил:

«Я осознал это, когда мне было семнадцать, из-за одного небольшого происшествия. Нельзя не брать в расчет то, что я был беспомощным и слабым, но потом открыл для себя истину, единственную, которой всегда придерживался. Она заключается в том, что никогда нельзя избегать ответственности». Эта клятва была дана Перкинсом столь торжественно, что впоследствии его самоотверженность и долг взяли верх над остальным.

Как и многие поколения Перкинсов до него, Макс отправился в Гарвард. Там же он отказался от своего первого, ненужного имени – в своем роде избавился от шелухи прошлого. В 1907 году, будучи выпускником, он написал:

«Я считаю, что университет – это место, которое расширяет горизонты и помогает избавиться от предрассудков, позволяет посмотреть на вещи другими глазами. Место, где ребенок впервые встает на собственные ноги. До этого он находился в руках других людей и они формировали его под себя, но теперь все в его руках. Он должен отсечь все лишнее и отказаться от старых идей». Итак, Перкинс приехал в Гарвард, и перед ним открылась социальная сторона учебы в университете. «Мне нравятся “качки”, эти социальные мотыльки. Мне бы тоже хотелось хорошо одеваться и иметь много друзей, курить и пить кофе в кафе и занимать первый ряд в опере», – писал он в университетском эссе «Различные взгляды». У Макса были густые светлые волосы, и с определенно го ракурса его красота казалась ангельски нежной, однако все же его скорее можно было назвать ярким, нежели красивым. В выпускном альбоме, по мнению литературного критика Малкольма Коули, он чем-то напоминал Наполеона в то время, когда корсиканец был молодым артиллерийским лейтенантом, одного из героев детства Макса: «Тот же широкий, чувственный рот, римский нос, высокий лоб и большие уши у самых скул».

В ноябре, в первый год обучения, Перкинс был арестован после игры с Йелем за то, что находился в компании пьяных и буйных однокашников, и угодил за решетку. А в декабре его оценки ухудшились настолько, что он стал первым из всей группы, угодившим на «испытательный срок». Этот случай «качки» всегда вспоминали с гордостью. В студенческие годы Перкинс вечно злился. В отличие от состоятельных выходцев с «Золотого побережья», у него средства на содержание в университете были весьма ограничены. Летом Максу приходилось работать, и из-за этого он ощущал себя униженным. Он гордился и Эвартсами, и Перкинсами и любил повторять, что «некоторые из них были очень богаты, а некоторые – очень бедны, но, к сожалению, невозможно сказать которые». Находясь в университете, он чувствовал, как честь его семьи протирается до дыр. Это никак не влияло на отношение к нему других людей, но сам Макс испытывал новоанглийский ужас, принимая дары, которые не заработал. «Когда кто-то делает вам одолжение, он как будто берет у вас в долг часть вас самих» – так он объяснил это своей третьей дочери, которая впоследствии сказала: «Один из его лучших друзей, живший в то время на Лонг-Айленде в роскошном доме, часто приглашал его погостить на выходных. Отец всегда хотел поехать, но так и не собрался, потому что не смог бы оставить дворецкому чаевые».

Вместо этого почти каждую неделю Перкинс надевал рубашку с потертыми манжетами и приходил в дом одного из своих дядюшек – преподобного Прескотта Эвартса, настоятеля Церкви Христовой в Кембридже.

«Максу всегда нравилось, когда его семья собиралась под одной крышей. Мы играли в шашки, ужинали, пускались в долгие дискуссии, чаще всего на социальные темы, рассуждали о вопросах наследственности и окружающей среды. Но в то же время мы понимали, что эти воскресные посиделки с нами – просто способ немного сэкономить деньги», – вспоминал сын местного священника, Ричард.

«Мужчина измеряет свой успех в обществе исходя из того, к какому клубу он принадлежит», – писал Перкинс на старших курсах. Когда его дядя Прескотт, тоже выпускник Гарварда, узнал, что Макса пригласили в клуб «Фокс», но он не может себе этого позволить, то выписал для него чек, чтобы покрыть все расходы. Макс не хотел принимать его, но в итоге согласился, потому что, как он подметил, «нельзя отрицать важность влияния гарвардских клубов». Перкинс также был сотрудником «Гарвардского адвоката», литературного журнала кампуса, и в итоге дорос до его редколлегии. Правда, по большей части его вклад представлял собой сатирические заметки на тему джентльменских ужимках и стремлений гарвардских студентов. В эссе «О девушках и галантности» он писал: «Авторитетные источники считают, что галантность мужчины по отношению к женщине – это шкала, по которой измеряется цивилизация… Исходя из этого, я почти с полной уверенностью могу заявить: в природе не только не существует двух одинаковых девушек, но даже одна и та же девушка не остается, если не считать чистой случайности, одной и той же в разных ситуациях». Трое из гарвардских друзей Макса также писали для «Адвоката»: поэт Джон Холл Уилок, Эдвард Шелдон, ^[40] чья пьеса «Нелл из Армии спасения» стала бродвейским хитом, в то время как он сам еще был студентом, и, конечно, Ван Вик Брукс.