– Зайчик коричневый, потому что шоколадный? Допустим. Но почему он при этом в красный горох?
– О, это очень грустная история! – Я вздохнула и обильно окропила нарисованного зайчика кроваво-красной киноварью. – Понимаешь, этот неосторожный зайчик попал под трамвайчик.
– Он бежал по дорожке! – крикнул Масяня.
– Не иначе, налево, – уточнила я в режиме «реплика в сторону».
– И ему перерезало ножки! – радостно сообщил малыш.
– А то и что похуже, – прошептала я, любуясь побледневшим ликом супруга, шокированного страшной историей.
– И теперь он больной и хромой, бедненький заинька мой! – бодро закончил Масяня бессмертный ужастик Корнея Чуковского.
– Какой кошмар! – поежился глава семьи. – То есть, я хотел сказать, это очень красивая картинка.
– Да. Чудесная. Ты кушать хочешь, зайка? – ласково спросила я.
– Хочу, – непроизвольно вздрогнув, сказал Колян.
– Ну, Заяц, погоди! – зловеще гаркнул с телеэкрана злющий мультипликационный Волк.
Колян посмотрел на него с легкой оторопью, прошел вслед за мной на кухню и кротко спросил:
– А что у нас на ужин?
Он машинально заглянул в богато иллюстрированную поваренную книгу, нарочно забытую мной на столе, и прочитал:
– Рагу из зайчатины. Взять тушку зайца и освежевать ее… Гм!
– У нас котлеты, – успокоила его я, без суеты и спешки закрывая поваренную книгу с весьма красочным изображением освежеванной заячьей тушки (лично мне созерцание этой картинки здорово поднимало настроение). – Свиные котлеты с жареной картошкой и салатом.
Из меню я секрета не делала, а вот оглашать Коляну запланированную программу вечера не стала.
Перед сном я еще собиралась обсудить с ним возможность покупки мне зимней шубки из кролика (еще вчера планировалась норка, но в свете последних событий кролик стал несравненно актуальнее) и в связи с этим основательно развить тему нечеловеческих страданий маленьких пушистых животных, неизбежно заканчивающих свою короткую сексуальную жизнь под ножом скорняка.
Пятница
Поскольку идти на работу я не собиралась, то и будильник не заводила. Однако в 7.00, как обычно по будням, прозвенел звонок. Не открывая глаз, я свесила руку, привычно пошарила под кроватью, нашла голосистый мобильник и попыталась ощупью отключить будильник. Не получилось. Я разлепила ресницы, задействовала зрение и выяснила, что будильник ни при чем, ранний подъем мне обеспечил телефонный звонок подружки.
– Зараза ты такая! – обругала я Ирку. – Сама не спишь и другим не даешь!
– А ты разве спала? Я знаю, у тебя будильник всегда заведен на семь!
Я сказала, что сегодня будильник у меня далеко не такой заводной, как подружка, и спросила, чего этой самой подружке надо.
– Хочу тебя успокоить! – заявила она.
– Ну конечно! Мало что так меня успокаивает, как колокольный звон на рассвете! – съязвила я.
Ирка обиделась:
– Я-то думала, ты тоже волнуешься! Думала, ты тоже беспокоишься, как прошла подача в органы нашей липовой заявы!
– Вашей липовой заявы! – поправила я, но дальнейший рассказ прослушала с интересом.
Заявление, которое Анка с Иркой при моем попустительстве сляпали вчера, в органах приняли без проблем. Сказалось то ли участие Лазарчука, который вечером позвонил «кому надо» в отделении, то ли психологически точный выбор времени для проведения операции под кодовым названием «Липовая заява»: Анка явилась в милицию в пять утра. В этот час сонный дежурный был решительно не способен усомниться в искренности ее волнения и подлинности бумаги. Он даже не стал сверять фальшивую подпись Дмитрия Торопова с настоящей, хотя на такой случай Анюта захватила с собой Димин военный билет. Автограф в этом документе он оставил очень много лет назад, с непривычки изобразив свою фирменную загогулину гораздо менее твердой рукой, чем Ирка.
– Так что все в полном порядке, в милиции никто ничего не заподозрил! – радовалась начинающая мошенница. – И это будет наша маленькая женская тайна!
– Ты, главное, не разболтай эту нашу маленькую тайну большому числу посторонних женщин и мужчин! – предупредила я.
– Имей совесть! Не делай из меня идиотку! – подружка так возмутилась, словно это не она недавно раззвонила приватную информацию подружке Лазарчука. – Не волнуйся, я никому!
– И Анку надо предупредить, чтобы она тоже никому, – подумала я вслух.
– Анка сама знает, – успокоила меня Ирка. – Она даже сыну не сказала, что Димину подпись мы нарисовали. Соврала, что Дима очнулся, и она ему все рассказала: о романе Саши и Маши, о рождении Васеньки и о том, что Маша трагически погибла. А Дима как будто бы сначала рассердился, а потом – делать нечего! – дурака Сашку простил и даже сам предложил Анюте усыновить Васеньку. В общем, полный хеппи-энд!
– Или имитация такового. Ты мне лучше скажи, в каком Торопов-старший состоянии на самом деле?
– Все в том же, – вздохнула Ирка. – Хотя это вчера было, может, к утру что-то изменилось. Надо Анюте позвонить.
Я собиралась сделать это попозже, уже после ухода моих мужчин, но утро сложилось не так, как я планировала.
Через час после нежданного звонка прибыл незваный гость. Дверной звонок игриво дилинькнул и сразу же смолк, но был услышан.
– Кто там?! – радостно заорал Масяня.
Он ловко вывернулся из рук няни, которая пыталась надеть ему на голову бейсболку, умчался в прихожую и через несколько секунд вернулся с докладом:
– Мам, там твоя совесть!
– Зачастила, однако! – вздохнула я и пошла открывать.
На сей раз совесть имела вполне приятное обличье Вадима Рябушкина и не выглядела забытой и затурканной: на моем напарнике был отличный новый костюм цвета мокрого асфальта, воротничок белоснежной сорочки подпирал узел безупречно завязанного галстука.
– Ого! – с опасливым уважением сказал Колян, взглянув на эту чинно-благородную красоту. – Кому-то повезло, ты наконец женишься?
– Увы, нет, – ответствовал Вадик.
– А где совесть? – выглянув из-за папы, как из-за дерева, спросил Масяня.
– Вот именно? – поддержала я вопрос, выразительно поглядев на куранты.
Они с готовностью бумкнули и загудели, отбивая восемь часов.
– Я извиняюсь, что так рано, – чопорно сказал Вадик, одернув на себе пиджак. – Но мы с тобой, Ленка, сегодня посланцы отнюдь не доброй воли. Шеф велел нам встречать министра, а он прилетает в девять.
– Мне больше делать нечего, только какого-то министра встречать? – заворчала я, спешно соображая, во что бы такое облачиться, чтобы не выглядеть рядом с расфуфыренным напарником казанской сиротой.