На этот раз не только пресса кинулась раздувать скандал. Местный прокурор тоже решил использовать ситуацию для улучшения своей довольно шаткой репутации. Администрация университета остановила игры, уволила тренера, огласила имена обвиняемых студентов. Ядерные испытания в Северной Корее, войны на Ближнем Востоке, напряжённость между Китаем и Японией – всё поблекло, уступило место в новостях мельчайшим интимным деталям очередной сенсационной судебной распри
[163].
Увы, как и в случае с Таваной Броули, враньё «пострадавшей» оказалось смётанным на живую нитку, концы не сходились с концами. Например, из показанных ей фотографий подозреваемых она выбрала на роль «насильников» как раз тех двух студентов, которые покинули вечеринку первыми, и увёзший их таксист подтвердил это. Прокурор так усердствовал, подтасовывая улики, что штатная коллегия адвокатов лишила его лицензии. Генеральный прокурор штата прекратил дело за отсутствием состава преступления. Однако дело о клевете не было возбуждено, так что будущим «борцам с сексуальным насилием» горит зелёный свет
[164].
В пантеоне славы американской журналистики два имени занимают прочное место: Карл Бернстайн и Боб Вудворд. Эти два молодых сотрудника газеты «Вашингтон пост» смело кинулись раскапывать и разоблачать секретные дела администрации Никсона, раздули бурю Уотергейтского скандала, который после двух лет упорного противоборства привёл к вынужденной отставке американского президента. Юный Давид против великана Голиафа – такое сравнение всплывало не раз в описаниях этой драмы. Она стала темой знаменитого голливудского фильма «Вся президентская рать», где роли журналистов исполнили прославленные актёры Дастин Хоффман и Роберт Редфорд. Актёр Хэл Холлбрук сыграл менее заметную, но ключевую фигуру, представленную на экране не под именем, а под кличкой «Глубокая глотка». Тридцать лет Вудвард хранил обещание, данное им своему тайному осведомителю, открывавшему ему секреты Белого дома, и огласил его фамилию, только когда тот умер
[165].
Его звали Марк Фелт. Он был многолетним и преданным сотрудником ФБР. Гувер поднял его до поста директора внутренней полиции организации. В иерархии он занимал третье место, а после внезапного увольнения Билла Салливана осенью 1971 года перешёл на второе. Весной Гувер умер, и Фелт ждал, что пост директора достанется ему. Он даже заготовил биографическую справку о себе с фотографией, которую собирался представить репортёрам. Но президент решил иначе: сделал директором ФБР сотрудника министерства юстиции Патрика Грея, бывшего капитана подводной лодки. В разведке он никогда не служил, зато был верным сторонником Никсона в течение четверти века
[166]. Мог ли президент предвидеть, что это назначение окажется роковой ошибкой, которая погубит его карьеру?
Неизвестные ночные посетители, арестованные в отеле «Уотергейт» ночью 17 июня, имели при себе подслушивающие устройства, которые они явно намеревались установить в номерах, намеченных для участников готовившейся конвенции демократической партии. Полиция известила о случившемся ФБР, и те, как водится, завели специальное дело. Позднее в тот же день раздался звонок из Белого дома, и Джон Эрлихман, от имени президента, приказал остановить расследование. Дежурный агент отказался, несмотря на угрозы звонившего, и доложил обо всём Марку Фелту. Таким образом, тот с самого начала знал, что ночные грабители были посланы Белым домом
[167].
Что двигало им, когда он начал тайно передавать взрывную информацию своему старинному знакомому, журналисту Бобу Вудворду? Чувство мести тщеславного чиновника, обойдённого постом? Надежда, что скандал помешает Никсону победить на предстоявших выборах и новый президент назначит его директором ФБР? Или всё же запоздалое осознание того, что устанавливать подслушки нехорошо и незаконно?
Для нашего расследования важно другое. История Уотергейта бросает свет на характер взаимоотношений прессы с остальными ветвями власти. Журналист часто выступает не самостоятельной силой, а опасным и эффективным оружием в чьих-то руках. Статьи в «Вашингтон пост» привлекли внимание крупных фигур демократической партии, открыли перед ними соблазнительную перспективу: атаковать республиканского президента, победившего на выборах 1972 года с большим перевесом. Уже в феврале 1973-го сенатор-демократ Сэм Эрвин пригласил Вудворда в свой кабинет и сказал, что он создаёт сенатский комитет для расследования и будет признателен за любую информацию.
Это в корне меняло расклад сил.
Теперь любой человек, упомянутый в статьях журналистов, даже сотрудник Белого дома или ЦРУ, мог быть вызван в Сенатский комитет и обязан давать показания под присягой. Именно таким приёмом одно за другим возбуждались уголовные дела против сотрудников Никсона, показания которых и послужили базой для возбуждения процесса импичмента президента
[168].
Американская пресса, так же как и американская профессура, в своих политических пристрастиях тяготеет к партии демократов. Думается, ни Боб Вудворд, ни Карл Бернстайн, ни их начальница Кэтрин Грэм, ни редакторы других газет и журналов не проявили бы такого упорства и незаурядной смелости, если бы объектом их разоблачений был политик-демократ, а не республиканец.
Четырнадцать лет спустя соединённые силы демократов и журналистов повели аналогичную атаку на республиканского президента Рональда Рейгана. Его ближайшие сотрудники, адмирал Пойндекстер и подполковник Оливер Норт в 1986–1987 годах стали объектами специального расследования совершённых ими тайных продаж вооружений Ирану, воевавшему тогда с Ираком. Выручка от этих продаж переправлялась антикоммунистическим повстанцам в Никарагуа, что было запрещено специальным постановлением Конгресса. До импичмента дело не дошло, но Пойндекстер и Норт должны были несколько лет отбиваться в судах от обвинений в лжесвидетельстве, и их адвокатам удалось добиться оправдания только на стадии апелляции
[169].
«Всё это была чистая политика, – писал в своих воспоминаниях Оливер Норт. – В исторической перспективе слушания в Конгрессе были ещё одним сражением в двухсотлетней войне между законодательной и исполнительной ветвями власти за контроль над иностранной политикой Америки. К лету 1987 года Белый дом готов был пожертвовать исполнителями своих приказов, чтобы удержаться у власти. Разрешив криминализировать действия тех, кто выполнял её распоряжения, администрация президента дала возможность обойти глубинные причины конфликта. Конгресс это устроило, а пресса получила подарок»
[170].