прекратить разговоры
16) Расстаться сию же секунду или знать что делается».
Поскольку в кармане Маяковского лежало прощальное
письмо, адресованное «Всем», второй пункт его «плана» сразу приобретал зловещие оттенки: «чем скорее» прогремит задуманный им выстрел, «тем лучше».
Следующие пункты тоже дают много информации. Например, как тяжело он переносил «ложь». В третьем пункте вспоминается размолвка, случившаяся из-за похода Вероники в кино, который она хотела скрыть. Маяковский на это собирался сказать, что он не раскаивается в том, как отреагировал на её поступок. Что он «не выносит лжи», что обмана прощать не намерен, и что между ними будет всё кончено, если повторится «ещёраз такой случай».
Владимир Владимирович собирался напомнить Веронике, что в их отношениях уже были случаи, когда ему приходилось заявлять ей, что он терпеть не может обмана.
А в том, что поведение и настроение Маяковского в последние дни резко изменились, нет никакой его вины. И «ревность» тут не причём. Ведь, по его мнению, отношения между людьми должны определять «правдивость» и «человечность». Но случилась беда. Или, как выразился он сам, «горе».
Пункты 8-ой и 9-ый наводят на мысль, что Маяковский решил рассказать Веронике, отчего возникло это «горе»: кто-то, видимо, стал поднимать его на смех, но он оставался спокойным. До тех пор, пока не обнаружилась «ложь» Вероники.
И Маяковский вновь подробно вспоминал детали того злополучного вечера. Как он в «тревоге» шёл к трамваю. Как позвонил в театр, где должна была быть Вероника, но ему сказали, что она там «не была и не должна» была быть. Как ему стало ясно, что Вероника «наверняка» в «кино».
Видимо, Полонская, продолжая лукавить, говорила ему, что ни в каком кино она не была. Но у Маяковского, надо полагать, были какие-то неопровержимые доказательства, исходившие от «Мих. Мих», то есть от Яншина. Поэтому и никчёмным был «под окном разговор», когда к нему из дома вышла Вероника.
Затем Маяковский собирался заверить Полонскую в том, что кончать жизнь не собирается, так как разнесётся «сплетня» о том, что ему не удалось отбить жену у артиста Художественного театра. Поэтому «такого удовольствия» он доставлять не собирается.
В предстоявшем разговоре предстояло ещё развеять недоумение, которое могло возникнуть у Вероники – зачем Маяковский так упорно созывал всех (и продолжает созывать) на «игру» в покер. Это всего лишь повод. Чтобы «повидаться». И чтобы в разговоре подтвердить свою «правоту».
Про последние два пункта «плана» Бенгт Янгфельдт написал: «…два важных пункта касались будущего: они должны прекратить разговоры и решить, что делать дальше».
Однако, если внимательно вчитаться в эти пункты, то становится ясно, что ни о каком «будущем» речь в них не идёт – их содержание касалось даже не сиюминутного, а сиюсекундного момента. Знакомя читателей с «планом» Маяковского, Янгфельдт пункт шестнадцатый представил так:
«Расстаться [?] сию же секунду или знать что делается». То есть поставил после первого слова вопросительный знак, означающий, что ему не совсем понятен смысл этого глагола. А между тем ничего загадочного в этом слове нет. Ведь в предыдущем пункте сказано, что «надо прекратить разговоры», поскольку выяснения отношений бессмысленны. Если любовь закончилась, остаётся только одно – с жизнью «расстаться сию же секунду», и тем скорее» это произойдёт, «тем лучше». Ведь в кармане у него уже лежало прощальное письмо, адресованное «Всем».
Но вот к Маяковскому пришла Полонская.
Визит Вероники
Впоследствии Вероника Витольдовна написала:
«После спектакля мы встретились у него.
Владимир Владимирович, очевидно, готовился к разговору со мной. Он составил даже план этого разговора и всё сказал мне, что написал…
Потом мы оба смягчились.
Владимир Владимирович сделался совсем ласковым. Я просила его не тревожиться из-за меня, сказала, что буду его женой. Я тогда это твёрдо решила. Но нужно, сказала я, обдумать, как лучше, тактичнее поступить с Яншиным.
Тут я просила его дать мне слово, что он пойдёт к доктору, так как, конечно, он был в эти дни в невменяемом состоянии. Просила его уехать, хотя бы на два дня куда-нибудь в дом отдыха.
Я помню, что отметила эти два дня у него в записной книжке. Эти дни были 13 и 14 апреля.
Владимир Владимирович и соглашался, и не соглашался. Был очень нежный, даже весёлый».
Тут в дверь комнаты постучали. Это был шофёр, который приехал, чтобы отвезти Маяковского в Гендриков. Вероника тоже заторопилась обедать, и Владимир Владимирович повёз её домой. Через два дня она говорила следователю:
«В квартире пробыла всего не больше 30 минут; он меня поехал провожать на автомашине домой, всё время был весел…»
В воспоминаниях, написанных через восемь лет, сказано:
«По дороге мы играли в американскую (английскую) игру, которой он меня научил: кто первый увидит человека с бородой, должен сказать – „борода“. В это время я увидела спину Льва Александровича Гринкруга, входящего в ворота своего дома, где он жил.
Я сказала:
– Вот Лёва идёт.
Владимир Владимирович стал спорить. Я говорю:
– Хорошо, если это Лёва, то ты будешь отдыхать 13-го и 14-го. И мы не будем видеться.
Он согласился. Мы остановили машину и побежали, как безумные, за Лёвой. Оказалось, это он.
Лев Александрович был крайне удивлён тем, что мы так взволнованно бежали за ним».
Гринкруг спросил у Маяковского:
«– Что у тебя такой вид, как будто тебе жизнь не в жизнь?»
Обратим внимание, что Гринкруг не спросил, не заболел ли Маяковский. Стало быть, он выглядел, как человек, переживший какую-то трагедию.
Усмехнувшись, Маяковский ответил:
«– А может быть, мне действительно жизнь не в жизнь».
Но спор Полонская выиграла. В её воспоминаниях добавлено:
«У дверей моего дома Владимир Владимирович сказал:
– Ну, хорошо. Даю вам слово, что не буду вас видеть два дня. Но звонить вам всё же можно?
– Как хотите, – ответила я, – а лучше не надо.
Он обещал, что пойдёт к доктору и будет отдыхать эти два дня».
Ни к какому врачу Маяковский идти, конечно же, не собирался – ведь больным он себя в тот момент уже не чувствовал.