Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 180

В тот же самый день (17 декабря 1937 года) был арестован не драматург, изобразивший Красную армию «издевательски», и не режиссёр, поставивший эту «антисоветчину» на сцене, а начальник Главлита (один из создателей этого цензурного ведомства) Сергей Борисович Ингулов. Тот самый, при котором начали рассылать списки книг, подлежащие изъятию и уничтожению. Тот самый, который ещё в 1928 году заявил:

«Критика должна иметь последствия! Аресты, судебную расправу, судебные приговоры, физические и моральные расстрелы…»

Теперь Сергею Ингулову предстояло всё это испытать на самом себе.

Наступило 18 декабря. И в Ухто-Печлаге НКВД был взят под стражу заключённый Анисим Маркевич, бывший заместитель наркома земледелия СССР. В лагере он сидел уже четыре года. Его отвезли в Архангельск, где против него было возбуждено новое дело. 5 января 1938 года Маркевича приговорили к расстрелу, а 1 марта расстреляли.

20 декабря 1937 года «Литературная газета» вновь напомнила:

«Мнение читателей у нас иногда правильней и ценней, чем мнения официальных критиков (возьмём, к примеру, письмо читателей в “Правду” по поводу “Умки” Сельвинского)».

В тот же день (20 декабря) газета «Пионерская правда» опубликовала стихотворение казахского акына Джамбула Джабаева «Песнь о батыре Ежове» в переводе Константина Алтайского (Королёва). Акын провозглашал:

26 декабря был арестован бывший полпред СССР в Испании Марсель Израилевич Розенберг, работавший уже в Тифлисе уполномоченным Народного комиссариата по иностранным делам при правительстве Грузинской ССР.

А 26-летний лётчик Павел Рычагов в декабре 1937 года был избран депутатом Верховного Совета СССР 1-го созыва и направлен в Китай (командующим советской авиацией в начавшейся там Японо-Китайской войне).

29 декабря газета «Правда» в статье «Художник, чуждый народу» продолжала громить Всеволода Мейерхольда, напоминая читателям все его грехи, а заодно пиная и Сельвинского:

«В пьесе “Командарм 2” и без того фальшивой, Мейерхольд ещё более акцентирует мерзкие и самые лживые эпизоды и, в конечном счёте, преподносит зрителю клеветнический спектакль, где наша славная и победоносная Красная Армия изображена как полчище анархистов».

Стоит ли удивляться, что Мейрхольду вновь поставить «Командарма 2» так и не разрешили.

29 декабря в лубянских застенках оказался заведующий издательством Биомедгиз Давид Лазаревич Вейс – тот самый, с которым в 1921 году судился Маяковский (за то, что Госиздат отказывался печатать «Мистерию-буфф»), На этот раз Вейса обвинили в участии в антисоветской террористической организации, и энкаведешники стали добиваться от него «признаний».

Сложившаяся ситуация вновь даёт основания предположить, что Сельвинского только припугивали, чтобы он не возомнил себя любимцем вождя. Сохранилось письмо Илье Сельвинскому писателя Фёдора Панфёрова, написанное 30 декабря 1937 года. В нём приводятся слова Сталина о поэте, написавшем поэму о вожде и об экспедиции парохода «Челюскин»: «– Талантлив. Почти гениален. Но проходит мимо души народа. Если овладеет ею, то будет самым большим нашим поэтом».

В конце декабря 1937 года энкаведешники арестовали 72-летнего церковного сторожа, который давал уроки французского языка и писал воспоминания о прожитой жизни. Звали его Владимир Фёдорович Джунковский. Да, да, это был бывший генерал-майор Свиты Его Величества, бывший губернатор Москвы, бывший товарищ (заместитель) царского министра внутренних дел, а затем – советник Феликса Дзержинского. Настала очередь и ему предстать перед грозными следователями НКВД.

В царское время, когда Джунковский командовал корпусом жандармов, он закрыл многие охранные отделения, отказался от услуг агентов-провокаторов и запретил иметь секретных сотрудников в учебных заведениях, армии и флоте. Это про Джунковского написал начальник петербургского охранного отделения Александр Герасимов (в изданной в Париже книге «На лезвии с террористами»):

«Тот самый, о котором мне в своё время сообщали, что в октябрьские дни 1905 года он, будучи московским вице-губернатором, вместе с революционерами-демонстрантами под красным флагом ходил от тюрьмы к тюрьме для того, чтобы освободить политических заключённых».

В конце 1937 года или в самом начале 1938-го был арестован Борис Анисимович (Исаак Аншелевич) Ройзенман – тот самый, что ездил в 1929 году в Париж, чтобы вернуть в СССР Григория Беседовского. О Ройзенмане даже Александр

Солженицын написал в литературно-историческом исследовании «Двести лет вместе»:

«Отведём совершенно особое место – Б.Ройзенману. Судите сами: получает орден Ленина “в ознаменование исключительных заслуг” по приспособлению государственного аппарата “к задачам развёрнутого социалистического наступления” – какие такие недоступные нам глубины могут скрываться за этим “наступлением”? – и, наконец, прямо: за выполнение “специальных, особой государственной важности заданий по чистке государственного аппарата в заграничных представительствах”».

Стало быть, орден Ленина полагался Ройзенману и за его поездку в Париж. Но даже эта награда не спасла его от ареста.

4 января газета «Грозненский рабочий» напечатала стихотворение Сельвинского, которое свидетельствовало о том, что поэт правильно воспринял критику в свой адрес:

А в камеру, где сидел Генрих Ягода, энкаведешники подсадили арестованного драматурга Владимира Киршона, которому бывший нарком много лет покровительствовал. Теперь один подследственный выведывал тайны у другого.

С 11 по 20 января 1938 года проходил очередной пленум ЦК ВКП(б). На нём Сталин подверг резкой критике командующего войсками Ленинградского военного округа Павла Дыбенко (за морально-бытовое разложение и пьянство). Военачальника сняли с его высокого поста, уволили из армии и назначили («в порядке последнего испытания») заместителем наркома лесной промышленности, поручив ему курировать выполнение плана заготовки древесины в системе ГУЛАГа (Главного управления лагерей) НКВД, то есть вменили ему в обязанность осуществлять наблюдение за лесоповалом, который совершала армия заключённых.

Впрочем, все эти подробности населению страны Советов знать было не обязательно, и его об этом не оповещали. Газеты, сообщая советским людям о результатах работы январского пленума, писали о том, что, хотя явные «враги народа» уже истреблены, враждебных элементов ещё предостаточно, и все они основательно замаскировались. Поэтому в решениях пленума говорилось: