Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 155

Голоса с мест. – Правильно, правильно!

Сталин. – Нельзя быть наивным, а Ильич учил, что быть в политике наивным, значит быть преступником. Не хотим мы быть преступниками. Поэтому у нас получился вывод: нельзя на слово верить ни одному бывшему оппозиционеру…

И события последних двух лет это с очевидностью показали, потому что доказано на деле, что искренность – это относительное понятие. А что касается доверия к бывшим оппозиционерам, то мы оказывали им столько доверия… (Шум в зале.)

Голоса с мест. – Правильно!

Сталин. – Сечь надо нас за тот максимум доверия, за то безбрежное доверие, которое мы им оказывали…

Более того, бывшие оппозиционеры пошли на ещё более тяжкий шаг для того, чтобы сохранить хотя бы крупицу доверия с нашей стороны и ещё раз демонстрировать свою искренность – люди стали заниматься самоубийствами. Ведь это тоже средство воздействия на партию. Ломинадзе кончил самоубийством, он хотел этим сказать, что он прав, зря его допрашивают и зря его подвергают подозрению. А что оказалось? Оказалось, что он в блоке с этими людьми. Поэтому он и убился, чтобы замести следы.

Так это политическое убийство – средство бывших оппозиционеров, врагов партии сбить партию, сорвать её бдительность, последний раз перед смертью обмануть её путём самоубийства и поставить её в дурацкое положение…

Томский. Я бы вам посоветовал, товарищ Бухарин, подумать, почему Томский пошёл на самоубийство и оставил письмо – “чист”. А ведь тебе видно, что он далеко был не чист. Собственно говоря, если я чист, я – мужчина, человек, а не тряпка, я уж не говорю, что я – коммунист, то я буду на весь свет кричать, что я прав. Чтобы я убился – никогда! А тут не всё чисто.

Голоса с мест. – Правильно!

Сталин. – Человек пошёл на убийство потому, что он боялся, что всё откроется, он не хотел быть свидетелем своего собственного всесветского позора… Вот вам одно из самых последних острых и самых лёгких средств, которым перед смертью, уходя из этого мира, можно последний раз плюнуть на партию, обмануть партию. Вот вам, товарищ Бухарин, подоплёка последних самоубийств. И вы, товарищ Бухарин, хотите, чтобы мы вам на слово верили?

Бухарин. – Нет, я не хочу.

Сталин. – Никогда, ни в коем случае.

Бухарин. – Нет, не хочу.

Сталин. – А если вы этого не хотите, то не возмущайтесь, что мы этот вопрос поставили на пленуме ПК. Возможно, что вы правы. Вам тяжело, но после всех этих фактов, о которых я рассказывал, а их очень много, мы должны разобраться. Мы ничего, кроме правды, не хотим. Никому не дадим погибнуть ни от кого. Мы хотим доискаться всей правды объективно, честно, мужественно. И нельзя нас запугать ни слезливостью, ни самоубийством.

Голоса с мест. – Правильно! (Продолжительные аплодисменты.)»

Сталина поддержал и кандидат в члены политбюро нарком земледелия СССР Роберт Индрикович Эйхе, в своём выступлении заявивший:

«Эйхе. – Факты, вскрытые следствием, обнаружили звериное лицо троцкистов перед всем миром… Вот, товарищ Сталин, отправляли в ссылку несколько отдельных эшелонов троцкистов, – я ничего более гнусного не слыхал, чем то, что говорили отправляемые на Колыму троцкисты. Они кричали красноармейцам: “Японцы и фашисты будут вас резать, а мы будем им помогать”. Для какого чёрта, товарищи, отправлять таких людей в ссылку? Их нужно расстреливать. Товарищ Сталин, мы поступаем слишком мягко».

5 декабря на VIII Чрезвычайном съезде Советов Сталин сделал доклад о Конституции Советского Союза. Его речь транслировалась по радио на всю страну. Конституция была принята. 6 декабря её текст был опубликован в газете «Известия».

Вальтер Кривицкий:

«Уже когда великая чистка шла полным ходом, терроризируя все слои общества, Сталин даровал своим гражданам “самую демократическую конституцию” в мире, которая хотя и существовала только на бумаге и открыто гарантировала всевластие партии, построенной по фашистскому образцу, однако рассматривалась либералами за рубежом если не как великое достижение, то, во всяком случае, как “значительное устремление”».

Как бы там ни было, а новую конституцию в стране Советов сразу начали называть «сталинской». Что же касается нападок на Рыкова и Бухарина, то складывается впечатление, что «правых» пока ещё старались сильно припугнуть.

7 декабря 1936 года в 10 часов утра Николай Бухарин написал письмо, адресованное Сталину, членам и кандидатам ЦК ВКП(б). В нём была изложена «аргументация» всего того, в чём обвиняли «правых». Заканчивалось письмо так:

«Пишу это всё не для полемики. Мне не до полемики, ибо трагичность моего положения ощущаю во всей полноте только я, знающий до конца свою абсолютную невиновность и, тем не менее, поставленный под удар меча. Нельзя ли поэтому просить пленум ограничиться дерективой о дальнейшем партийном (не официальном, т. е. без аннуулирования заявления прокуратуры) разборе дела, для того, чтобы принять партийные оргвыводы после тщательного анализа фактов, а не на основе одной политической интуиции? Об этом я и прошу пленум ЦК.

Н.Бухарин».

Вечером того же дня пленум продолжил свою работу. Заседание началось не в 15 часов дня, как было объявлено ранее, а в 19 вечера. И продолжалось оно недолго.

«Молотов. – Разрешите объявить заседание пленума открытым. Слово для сообщения имеет товарищ Сталин.

Сталин. – Члены политбюро поручили мне сделать сообщение по делу Бухарина и Рыкова. Перерыв между заседаниями мы – члены политбюро – использовали для того, чтобы присутствовать на очной ставке Бухарина и Рыкова с теми людьми, которые их оговорили. Успели устроить очную ставку с тремя арестованными: Куликовым, известным нам из Московской организации, Сосновским, известным оппозиционером, и Пятаковым…

У нас, у членов политбюро, во время очной ставки присутствовали: я, Ворошилов, Молотов, Каганович, Андреев, Орджоникидзе, Жданов…

Голос с места. – Микоян.

Сталин. – Микоян. И у нас получилось впечатление такое: считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и очную ставку и отложить дело решением до следующего пленума ЦК.

Молотов. – Товарищи, есть желающие высказаться по поводу предложения товарища Сталина?

Петровский. – Принять.

Молотов. – Нет возражений? Тогда разрешите голосовать вопрос о том, чтобы обсуждение вопроса на настоящем пленуме считать законченным и пленум считать закрытым.