Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 138

29 декабря центральные газеты сообщили, что убийца Кирова Леонид Николаев и тринадцать его «сообщников» осуждены и расстреляны. «Сообщниками» оказались друзья детства Николаева, его родственники и знакомые.

Сохранилась секретная телеграмма об этом событии:

«Совершенно секретно.

Москва, народному комиссару внутренних дел СССР – т. Ягода.

Сегодня, 29-го декабря 1934 года, в 5.45. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР за организацию и осуществления убийства тов. Кирова приговорены к расстрелу Николаев…»

Далее следовали фамилии «сообщников». Подписана телеграмма была так:

«Зам. Народного комиссара внутренних дел Союза СССР – Агранов».

1 января 1935 года первый секретарь Ленинградского обкома партии Андрей Жданов стал кандидатом в члены политбюро.

4 января в Москве открылось первое Всесоюзное совещание переводчиков, на котором поэт Борис Пастернак поделился своим опытом перевода грузинских поэтов. И прочёл отрывки из поэмы Важи Пшавелы «Гвелис Мчамели» («Змееед»),

16 января состоялся суд по делу «Московского центра», главными обвиняемыми были Зиновьев и Каменев. Первый получил 10 лет тюрьмы, второй – пять.

18 января ЦК ВКП(б) разослал по партийным организациям закрытое письмо (его рассекретил Сталин, выступая на пленуме ЦК 3 марта 1937 года). В письме говорилось о городе на Неве (и не только о нём):

«Ленинград является единственным в своём роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских… Эти господа расползлись во все стороны, разлагают и портят наши аппараты».

Письмо указывало на то, что пролетариат, победивший в октябре 1917 года, «разлагается» остатками классов, правивших Россией до революции. Вывод напрашивался сам собой: все «бывшие» подлежат уничтожению. И письмо призывало:

«Надо покончить с оппортунистическим благодушием, исходящим из ошибочного предположения о том, что по мере роста наших сил враг становится будто бы ручным и безобидным. Такое предположение в корне неправильно. Оно является отрыжкой правого уклона, уверяющего всех и вся, что враги будут потихоньку вползать в социализм, что они станут в конце концов настоящими социалистами. Не дело большевиков почивать на лаврах и ротозействовать».

23 января 1935 года состоялся процесс над двенадцатью руководящими работниками ленинградского НКВД, обвинёнными в преступной халатности. Медведь и Запорожец были приговорены к 3 годам лишения свободы. Впрочем, как написал в своих воспоминаниях Александр Орлов, Медведь и Запорожец…

«…вовсе и не сидели в тюрьме… Их назначили на руководящие посты в тресте “Лензолото”, занимавшемся разработкой богатейших золотых приисков в Сибири… Медведю даже позволили захватить с собой его новый “Кадиллак”».

18 января «Правда» напечатала вторую, а 24 января третью часть заметок Горького, названных им «Литературные забавы». В них Алексей Максимович писал о ситуации в советской литературе, о малограмотных писателях и никудышных редакторах, и даже вспомнил немецкого историка литературы Германа Гетнера и француза Луи Арагона:

«Говорят, кто-то отказался печатать стихи Гетнера, потому что они “слишком революционны”, а “у нас уже был Маяковский, нам нужны классические стихи”. Не печатают стихов Арагона».

И, конечно же, Горький откликнулся на главное событие минувшего года:

«Вот – мерзавцы убили Сергея Кирова, одного из лучших вождей партии…. убили человека простого, яркого, непоколебимо твёрдого, убили за то, что он был именно таким хорошим – и страшным для врагов…

И, разумеется, банкиры, лорды, маркизы и бароны, авантюристы и вообще богатые жулики будут покупать и подкупать убийц, будут посылать их к нам для того, чтобы ударить в лучшее сердце, в ярчайший революционный разум пролетариата. Всё это – неизбежно, как неизбежны все и всяческие мерзости, истекающие из гнойника, называемого капитализмом».

Эта статья Горького послужила основанием к тому, чтобы исключить из Союза советских писателей поэта Павла Васильева. И его исключили.

25 января 1935 года в своём рабочем кабинете в Кремле в возрасте сорока шести лет неожиданно скончался член политбюро Валериан Владимирович Куйбышев. Официально было объявлено, что смерть наступила от закупорки тромбом коронарной артерии сердца.

Это была вторая смерть члена политбюро, произошедшая через месяц с небольшим после убийства Кирова.

В опубликованных протоколах допросов Генриха Ягоды (энкаведешиники допрашивали его весной 1937 года) можно найти утверждение допрашиваемого, что Куйбышева по его приказу (но по требованию Авеля Енукидзе, исходившего якобы от правых оппозиционеров) залечили его врачи (Левин и Плетнёв):

«Ягода. – Енукидзе был очень доволен обстоятельствами смерти Куйбышева, но помню, что однажды он с тревогой заявил мне, что в кругах членов Политбюро обстоятельства смерти Куйбышева вызывают сомнение. Откуда он это знал, мне неизвестно…»

В этих «признаниях» явно чувствуется, что Ягода «признавался» в том, что требовали от него бывшие его подчинённые, выполнявшие приказы Сталина.

А у партии большевиков появился ещё один пока что мало кому известный вождь – Николай Иванович Ежов, занимавший тогда три весьма ответственные должности: секретаря П,К, члена Оргбюро и главы Комиссии партийного контроля (КПК) при Π,Κ ВКП(б). Он помогал Сталину изгонять из ВКП(б) всех его недругов, а также раскручивал и распутывал «ленинградское дело». Вскоре у Ежова образовалась целая команда надёжных исполнителей, которая стала чем-то вроде второго НКВД (лично сталинского).

И февраля был арестован Михаил Яковлевич Презент, работавший помощником секретаря П,ИКа Авеля Енукидзе. К делу, которое энкаведешники завели на арестованного, приобщили и его дневник (мы довольно часто его цитировали).

Вскоре (в 53-ем номере «Литературной газеты») появилась статья Осипа Брика под названием «Болтовня», в которой говорилось (упоминаемый там «Торгсин» – это Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами):

«В каких общественных местах можно встретить писателя? В комиссионных магазинах, в Торгсине, на бегах, в “Метрополе”, в “Национале” и прочих ресторанах до маленьких пивнушек включительно. А если не пьянство, то карты. Целыми ночами напролёт. А если покультурней, то азартная беготня по комиссионным магазинам за красным деревом, за карельской берёзой, за старинным фарфором и стеклом».

Ответить на эту критическую статью власти поручили Корнелию Зелинскому. И он написал:

«Разве не ясно, куда гнёт ультра “революционная” негативная критика?.. А такая характеристика есть неумная клевета на советского писателя, недостойная советской печати».