Философия возможных миров - читать онлайн книгу. Автор: Александр Секацкий cтр.№ 56

Активисты, новейшая команда все того же челнока, преуспели там, где потерпели фиаско предыдущие экипажи, надо отдать им должное. Степень подконтрольности индивида проекту, достигнутая сегодня, беспрецедентна, что отмечается многими, в том числе и далекими от конспирологии исследователями, – так что особо распространяться об этом нет смысла. Назову лишь самое главное свидетельство успеха в деле обретения исчислимости и предсказуемости – это искренность, то есть казавшаяся недостижимой близость отчета перед другими и отчета перед самим собой. А ведь весь рессентимент, вся человеческая психология основывались на противопоставлении этих двух типов отчета. Выражаясь по-гегелевски, бытие-для-себя и бытие-для-другого удалось сблизить до такой степени, которая никогда еще не достигалась в известной нам истории. Тем самым был “срезан” избыточно широкий фронт волны, ощущаемый субъектом как его внутренняя жизнь, или, говоря иными словами, была уменьшена амплитуда души вплоть до утраты самого феномена. Понимаю, что напрямую такой задачи не было ни у авторов, ни у исполнителей проекта, будь они нигилистами, комиссарами или активистами. Издалека они могут показаться одержимыми математиками, во что бы то ни стало добивающимися исчислимости своих объектов, вот только их объекты – это субъекты, это мы, смертные, мы, живущие. Похожи они издалека и на неких инопланетных физиков, которые поставили себе задачу преодолеть корпускулярно-волновой дуализм, как бы заблокировав волновые (вихревые) свойства индивидов путем максимально точной локализации присутствия. Как говорил Маркс: “Они не осознают, почему они это делают, но они делают это”. И таковы, стало быть, те плоды, по которым надлежит узнавать и идентифицировать команды Люциферова челнока, независимо от возможной антагонистичности их отношений. Если на горизонте маячит утрата великого дуализма и происходит преобразование разного рода “взбрыков”, флуктуаций в ряд предсказуемых значений – значит перед нами миражи, на которые всегда берет курс челнок Люцифера. Его команда как раз и занимается реализацией того, что Достоевский рассматривал в качестве главного опасения, – “обуживания”, обуздания полноты человеческих проявлений – страстей, убеждений, взглядов, порывов воли, включая сюда снижение раскатистости смеха и громкости голоса. То есть всей суммы проявлений и душевного и телесного…

Следовательно, очертания противоположного проекта вырисовываются перед нами по контрасту – это жизнь, сохраняющая полноту, необузданность и опасность одновременно с волей к сдерживанию. Это отрицание автоматического равенства атомарных индивидов. Это индивиды, которым удается сохранить свою волю, веру, свои приходы и свою шизофрению. Свою душу, в конце концов.

“Волновая природа” индивидуальности в случае ее сохранения и тем более приумножения создает прекрасную возможность для резонансов внешнего поля, притом что само это поле может принадлежать и к имперской идее, и к мировой революции. Проект под названием “Ноев ковчег” может быть опознан через расширение самореализации каждого со-участвующего индивида независимо от того, идет ли речь о его интеллектуальных, психологических или профессиональных качествах. В этом проекте обмен присутствием осуществляется не только через рынок и овеществленный, то есть омертвленный труд, а еще и непосредственно, так что вся амплитуда души может быть востребована.

Само по себе такое бытие нисколько не устраняет опасности для маленького человека, ведь амплитуда неукрощенной души, волна, проходящая сквозь все политическое тело, резонирующее в нем, может направить и к великим историческим свершениям, как в греческих полисах и прославленных исторических империях, а может проявиться как безжалостная тирания – но именно этот проект, сохраняющий высоту эталонов, ведущий к превосхождению человека, а не его окукливанию, именно он противостоит нигилизму и синтезирует те великие вещи, родственные самой душе, которые нигилисты и активисты только растрачивают. Лучше всего это понимал Ницше, его диагноз и по сей день является самым точным, поскольку он ничего не приукрашивал. Другое дело, что за последние сто лет мы получили новый богатейший материал для анализа великого дуализма истории, но все еще им не воспользовались.

Хочу еще задержаться на обнаружившейся сейчас двойной трудности. Во-первых, ни один из проектов не является не только безупречным, но даже безопасным: эволюция государственности и самой социальности проходит между Сциллой и Харибдой, проходящие через узкий пролив корабли то и дело терпят крушение, но шлюпки порой спасаются, передавая успешный опыт навигации.

Во-вторых, несмотря на явную сущностную противоположность непримиримых проектов, в той или иной иновидимости они могут казаться практически тождественными, еще чаще возникает раздвоение, когда внешняя непримиримость оказывается на деле пресловутой борьбой нанайских мальчиков. Вернемся вновь к грандиозному противостоянию двух систем, социализма и капитализма. С одной стороны, индивидуализм, либерализм, законы свободного рынка, а с другой – тотальное обобществление и изъятие в общее пользование всего, что только можно изъять. То есть атрибуты двух конкурирующих систем выглядели настолько различными, насколько это возможно. Тем не менее сегодняшний облик победителя, Pax Americana, включает в себя легко узнаваемые принципы даже не мировой революции, а самого что ни на есть советского совка. Как же это стало возможным, как могло получиться?

Лет тридцать назад была в моде теория конвергенции, но после уничтожения СССР о ней уже не вспоминают – чего уж сближаться с обанкротившейся и рухнувшей цивилизацией? Однако по иронии судьбы именно после падения СССР произошло стремительное заражение или даже перерождение либерального индивидуализма. Солидарность с угнетенными тут же получила абсолютный приоритет над экзистенциальной проблемой заброшенности в мир всякого одиночества, моральный кодекс служителя толерантности оставил далеко позади моральный кодекс строителя коммунизма, да и идея общественно полезного труда, пусть и в несколько замаскированном виде, тоже заняла свое место. В новый проект активистов вошло буквально все, что составляло идеологию социалистического труда, – от корпоративной солидарности до узаконенного отбывания времени на работе. Как дружно смеялись советские сатирики над теми еще сотрудниками бесчисленных НИИ и КБ, решавшими кроссворды и поливавшими кактусы на рабочем месте, – и что же? Лет тридцать назад Бодрийяр проницательно подметил, к чему идет европейский офисный планктон, труд которого в действительности никому не нужен, но его добросовестная имитация по умолчанию принимается как норма обеими сторонами… С тех пор ситуация только прогрессировала, в результате чего советский проект и по этому показателю оказался успешно превзойденным.

Говоря чисто конспирологически, дело выглядит так, будто ставка на офисный планктон оказалась более правильной, чем ставка на классический пролетариат, но вопросы, в чем именно заключалась ставка и кем она была сделана, остаются без ответа – разве что срабатывает отсылка самого общего характера к команде дьявольского челнока…

Мне, кстати, офисный планктон кажется промежуточным классом – он вроде и не сопротивляется мудрым преобразованиям, но все же нацелен на потребление, пусть даже и управляемое, – а это чревато индивидуализмом. Поэтому реализация проекта вступила сейчас в новую фазу – вспомним, что с самого начала и нигилисты, и комиссары, и активисты добивались обобществления эмоций, и сегодня стало ясно окончательно, что выравнивание эмоций для успешного контроля этого процесса непременно требует аналога “простого советского труженика”. И вот на эту роль объявлен нешуточный конкурс – тут и усыновляемые африканские дети, и больные СПИДом, и страдающие синдромом Дауна, и совершенно девственные разумом псаки – кого только нет! Но пока, на сегодняшний день, решительным лидером конкурса является аутист. Равнение на аутистов сегодня провозглашается с той же знакомой безапелляционностью, как прежде равнение на передовиков производства, на знатных хлопкоробов и прочих стахановцев. Сами собой всплывают советские времена. Похоже, однако, что новый выбор значительно удачнее, ведь бытие аутиста подделать гораздо труднее, чем бытие стахановца, а стало быть, и равнение на аутиста может осуществляться с чистым сердцем, хотя и с несчастным сознанием. Но именно поэтому аутист был дан “во смирение”, и для долгосрочного обживания уже подготовлен другой модуль – хуматон. Это человеческое существо, в значительной мере все еще проектное, в котором обузданы опасные, неконтролируемые движения души, существо, которое удалось обузить, значительно превысив опасения Достоевского на сей счет. Эти дружелюбные янычары размещаются на жительство в пространстве простейших маркеров, а расставлением маркеров как раз и занимаются активисты (комиссары не справились). На защиту среды обитания обузданного человечества, этих счастливых гомункулусов, все еще не выведенных на проектную мощность, поставлена вся мощь США, что, в частности, потребовало и ускоренного демонтажа национальных суверенитетов. По этому поводу, как вы понимаете, и развернулось сегодня последнее по времени сражение, исход которого не предрешен, сражение между флотилией Люцифера, возглавляемой гигантским эсминцем (все знают, как выглядит его звездно-полосатый флаг), и поредевшей флотилией Ноя, у которой главный ковчег, оплот сегодняшнего дня, увы, не достроен.