Крестьянство России в Гражданской войне. К вопросу об истоках сталинизма - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Кондрашин cтр.№ 44

Подобная ситуация вполне закономерна и обусловлена политикой советской власти на этой территории. В 1918 г. основным ее объектом стали Пензенская, Казанская губернии, большая часть Симбирской и Саратовской губерний. Остальная часть региона была вне зоны влияния советов. Именно контролируемая ими территория попала под пресс реквизиционно-мобилизационной политики большевиков и, как следствие, — эпицентром крестьянского движения.

Взрыв крестьянского недовольства весной 1919 г. в уездах Самарской и Симбирской губерний, где развернулась «чапанная война», объяснялся тем обстоятельством, что именно на них после освобождения Среднего Поволжья от власти белых пала основная тяжесть продразверстки и других натуральных повинностей. Например, из урожая 1918 г. только одна Самарская губерния дала Советской России одну пятую часть всего добытого в заготовительную кампанию хлеба ^{374}. Ситуация усугублялась близостью фронта. Для срыва готовившегося весной 1919 г. наступления армии Колчака местной власти необходимо было мобилизовать все людские и материальные ресурсы. «Чапанная война» стала ответной реакцией крестьянства на практические действия по выполнению данной задачи ^{375}.

На этом примере хорошо видно, что проводимая большевиками политика «военного коммунизма» делала крестьянский протест неизбежным. Ее «антикрестьянский характер» проявлялся в двух главных обстоятельствах: безэквивалентном обмене крестьянской продукции и ставке власти на голое принуждение и насилие при проведении в деревне государственных повинностей. Многочисленные документы свидетельствуют, что в ходе сбора продразверстки зимой 1918–1919 гг. в Симбирской и Самарской губерниях крестьяне отдавали хлеб фактически даром, поскольку у заготовителей не имелось в достаточном количестве денежных знаков и обещанной в обмен на хлеб мануфактуры ^{376}. Крестьян крайне возмущало, что разверстка проводилась бессистемно, «на глазок», без учета реального положения их хозяйств. В частности, в подавляющем большинстве случаев при сборе продразверстки властью не были выяснены реальные излишки хлеба, составлены соответствующие ведомости. Работавшие в селениях продотряды просто выгребали весь хлеб подчистую, не считаясь ни с какими нормами. В частности, именно из-за огульных реквизиций продовольствия и скота инструктором Беловым в с. Новодевичье Сенгилеевского уезда Симбирской губернии и началась «чапанная война». Об этом было заявлено самими повстанцами в телеграмме председателю Симбирского губисполкома Гимову от 7 марта 1919 г. В ней сообщалось: «Никакого кулацкого восстания не было. Возник конфликт с инструктором тов. Беловым на почве неправильной реквизиции хлеба и скота, так как излишек хлеба и скота не был выяснен, и учетные ведомости не были закончены, но тов. Белов приступил к насильственной реквизиции» ^{377}. Об этом же говорилось — уже после подавления восстания — в телеграмме В.И. Ленину от члена Особой комиссии Президиума ВЦИК по ревизии Поволжья С.В. Малышева, датированной 19 апреля 1919 г. Он предлагал «пересмотреть разверстку хлеба, которая создана по посевной площади при плохом обследовании самого урожая, разница в котором теперь иногда встречается 50%» ^{378}. Многочисленные участники подавления «чапанной войны» также указывали в своих отчетах на несправедливый для крестьян характер проводимой властью продовольственной кампании. Например, в сообщении информатора Истомина в Реввоенсовет Восточного фронта о его поездке в Корсунский уезд Симбирской губернии указывалось: «В данное время крестьяне некоторых восставших деревень совершенно разорены. Прошлым летом комбедами был произведен учет хлеба, и на каждого члена семьи оставляли по пуду зерна. Исходя из этого у крестьян не могло быть остатка хлеба, но, несмотря ни на что, красноармейцы приходили в хату к крестьянину и требовали мяса, масла и разных пищевых продуктов, с крестьянина драли три шкуры» ^{379}.

Теми же методами осуществлялись и реквизиции скота. Для уездов Самарской, Симбирской, Казанской губерний, попавших в зону боевых действий осенью 1918 г., они оказались чрезвычайно болезненными, поскольку во время Самарского Комуча там провели мобилизацию рабочих лошадей в Народную армию. В частности, на территории Поволжья в 1918 г. белогвардейцами было мобилизовано, куплено и реквизировано 53 612 лошадей. Из них: в Симбирской губ. — 4985, Самарской — 14 824, Казанской — 7576 ^{380}. О тяжелой ситуации с обеспеченностью скотом в крестьянских хозяйствах Симбирской и Самарской губерний шла речь, например, в телеграмме уже упоминавшегося члена Особой комиссии С.В. Малышева от 19 апреля 1919 г. В ней говорилось: «…для укрепления наблюдаемого хорошего отношения крестьянства прошу спешно поручить Наркомпроду по возможности отменить реквизицию убойного скота Симбирской, Самарской губерний, ибо там в некоторых волостях не осталось и по одной корове домохозяину, по возможности приостановить реквизицию лошадей, наличие коих теперь там ничтожное» ^{381}.

Объявленная местной властью реквизиция ¹/₁₀ части коров, 10% бычков от 1 года и до 2,5 лет, а также мобилизация рабочих лошадей на перевозки топлива, войск и военного снаряжения вылилась в вакханалию насилия со стороны ее непосредственных исполнителей ^{382}. О применяемых ими методах было сказано, например, в докладе сотрудников инструкторского отдела ВЧК Логинова и Смирнова, направленном председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому 9 мая 1919 г. Обращаясь к теме реквизиции скота, авторы доклада отмечали: «… приезжает какой-либо [уполномоченный] деревню и объявляет: «Вы должны дать столько-то лошадей, столько-то рогатого скота и овец и последних, по-возможности, помоложе, не считаясь, стельны ли они или нет, за неисполнение приедет карательный отряд и заберет все. Разъяснений не бывало» ^{383}.

Весьма обременительной повинностью для крестьян стала проводимая одновременно с реквизицией скота и мобилизацией лошадей объявленная Райкожей реквизиция кож и ремней. На практике она вылилась в бессистемное изъятие конской упряжи, что создавало для крестьянских хозяйств существенные трудности в ходе предстоящей посевной кампании, а также при выполнении многих других хозяйственных работ ^{384}.

О масштабах государственного насилия над крестьянством поволжских губерний в предшествующий «чапанной войне» период свидетельствует огромное количество документов. Поэтому ограничимся лишь некоторыми, относящимися к одному сюжету, — сбору в регионе чрезвычайного революционного налога, введенного Декретом ВЦИК 30 октября 1918 г. Так, зимой 1919 г. в с. Пилна Курмышского уезда Симбирской губернии комбед арестовал 40 «кулаков», посадил их в «холодную», чтобы заставить заплатить чрезвычайный налог, через три дня шестеро заключенных были найдены замерзшими ^{385}. 13 января 1919 г. председатель Пензенской губернской по чрезвычайному налогу комиссии Каган разослал телеграмму председателям уисполкомов и финотделам с категорическим указанием прекратить несанкционированные сверху порки неплательщиков налога, «угрозы расстрелом», заключение их «в нетопленное помещение с нарочно выставленными окнами» ^{386}. В телеграмме завполитотделом Восточного фронта Г.И. Теодоровича и члена РВС фронта С.И. Гусева В.И. Ленину и Я.М. Свердлову от 17 марта 1919 г. говорилось: «Безобразия, которые происходили в Симбирской губернии, превосходят всякую меру. При взимании чрезвычайного налога употреблялись пытки вроде обливания людей водой и замораживания… При реквизиции скота отнимали и последних кур» ^{387}.