Я протянула руку, чтобы ободряюще похлопать страдальца по плечу. Едва я его коснулась, он упал на стол, уронив лицо аккурат в промежуток между солонкой и пустым подносиком из-под напитков.
– Не пережил! – ахнула Ирка.
К ужасу в ее голосе примешивалась добрая порция восторга. Как же, ее собственный поклонник умер от любви!
Я вскочила, обежала стол, обхватила павшего сзади и попыталась привести его в сидячее положение. Это мне удалось, но Алик так обмяк, что было ясно: едва я выпущу его из рук, он снова ляпнется на стол.
– Он умер или нет? – вурдалачья радость в голосе подруги уступила место нормальному человеческому беспокойству.
– Не знаю, – буркнула я. – Не пойму!
Ирка сцапала со стола металлический подносик из-под напитков и с размаху приложила его к физиономии Алика.
– Какого черта ты делаешь?! – возмутилась я.
– Проверяю, дышит ли он!
Немного подержав подносик на лице обследуемого, подруга внимательно рассмотрела гладкую металлическую поверхность и сообщила, что она затуманилась.
– Блин! У меня уже мозги затуманились! – в сердцах обронила я. – Выражайся яснее, что показал твой эксперимент?
– Он дышит!
– Тогда дай сюда! – Я вырвала у подруги подносик и стала энергично обмахивать им физиономию Алика.
Не знаю, привел ли пациента в чувство приток свежего воздуха, или же я пару раз задела своим жестяным опахалом лицо реанимируемого, но Алик внезапно распахнул глаза.
– Очнулся! – обрадовалась Ирка.
На радостях она крепко похлопала Алика по щекам. Он устремил на нее мутный взгляд и вытянул губы трубочкой.
– Целоваться хочешь? – Ирка смутилась.
– По-моему, он хочет что-то сказать! – Я отпихнула подругу в сторону и с помощью подносика провела еще один курс принудительной вентиляции. – Говори, Алик, говори!
И Алик заговорил.
– Они… они! – блуждая глазами, с мукой в голосе выдавил он.
– Так. Они, что дальше? – подбодрила его я.
– Они… Они сиреневые! – через силу и с невероятным пафосом выжал из себя Алик.
Точь-в-точь умирающий Мальчиш-Кибальчиш, пожелавший перед смертью сообщить самую важную тайну!
– Они – какие? – сильно удивилась Ирка.
– Сказали же тебе: они сиреневые! – огрызнулась я. – Надо спрашивать по существу! Алик, эти твои сиреневые, они кто?
– Они ЭТИ! – со значением прошептал Алик.
– Йети? – недослышала Ирка. – Лен, он что, нам про снежного человека рассказывает?
– Где это ты видела сиреневого снежного человека? – резонно возразила я.
– Я вообще ни одного снежного человека не видела! Почему же не допустить, что есть и сиреневая разновидность? – уперлась Ирка.
Диспут о колере волосяного покрова снежного человека был не ко времени. Сообразив это, я отвернулась от говорящей глупости подруги и вновь склонилась над Аликом. Надеялась, что он еще что-то скажет. Действительно, сказал:
– И в пупы…
– И в пупы мы все им дышим? – подсказала Ирка, которой, кажется, понравилось играть в «угадайку». – Видать, высокие они очень, эти сиреневые снежные люди…
– Заткнись, пожалуйста! – в бешенстве прошипела я. – Не видишь разве, Алик уже на последнем издыхании! Дай ему договорить!
– И в пупырышек! – из последних сил выговорил Алик и снова рухнул на стол, на сей раз угодив точно в свою тарелку с недоеденным куском пиццы.
– Аут! – резюмировала я.
Ирка пощупала шею павшего и устало сказала:
– Пульс есть, он просто в отключке.
– Неужто упился одним стаканом виски? – усомнилась я. – Такой молодой крепкий мужик?
Подруга вздохнула, оставив мой риторический вопрос без ответа и без внимания.
– Что будем делать? – спросила я еще.
– Помоги мне его поднять, – попросила Ирка. – Оттащим в машину, а там будем думать. Не могу же я бросить без помощи мужчину, который так расклеился из-за того, что я его отвергла!
В голосе польщенной подружки зазвенела гордость. Понимая, что спорить с Иркой сейчас совершенно бессмысленно, я помогла ей вздернуть на плечо обмякшего Алика, спешно собрала наши вещички, включая паспорт павшего, и побежала впереди, чтобы распахнуть перед подругой сначала дверь кафе, а потом дверцу машины.
У Алика под глазом чернел прилипший кружок маслины, щека была вымазана кроваво-красным соусом. Ирка была похожа на фронтовую медсестру, волокущую тяжелораненого бойца. Уловив это сходство, я подумала, что не помешало бы оказать Алику какую-нибудь первую медицинскую помощь. Благо аптечный пункт буквально соседствовал с кафе «Березонька».
– Ириш, может, сбегать за нашатырем? – предложила я, оглянувшись на вывеску с изображением зеленого креста, когда мы соединенными усилиями загрузили тело на заднее сиденье.
– Зачем это?
– Я читала, что сколько-то капель нашатырного спирта на стакан воды приводят в чувство даже мертвецки пьяного! – объяснила я свой интерес к вонючей жидкости. – Выпил – и как огурчик!
– Наш огурчик сам ничего пить не будет, – покачала головой подруга. – Ты посмотри на него! Это же дрова! А насильно залить в него твою отрезвляющую смесь можно только через клизму.
– Вряд ли в такой маленькой аптеке найдется клизма, – быстро сказала я.
В число мер первой помощи, которые я готова была оказать малознакомому мужику, промывание желудка не входило.
– Едем к Топорковичу, – постановила Ирка.
Я согласно кивнула. Профессор Топоркович – наш добрый знакомый. Он командует городской психиатрической больницей, и мы с Иркой уже не раз прибегали к его профессиональным услугам.
По городу мы с подругой катили в молчании. С заднего сиденья тоже не доносилось ни звука. Ирка сосредоточенно крутила баранку, я рассеянно смотрела в окошко и пыталась думать о своем расследовании.
Дискуссия о йети с нетрадиционным цветом шерсти навела меня на мысль о том, что натуральные брюнетки нечасто бывают белокожими и голубоглазыми. Уж не красила ли Людочка Петрова свои волосы? Безусловно, нет ничего необычного и предосудительного в том, чтобы пользоваться краской для волос. Это делают миллионы женщин, да я сама меняю цвет волос два раза в год! Но для девушки, которая так скромна, что вообще не пользуется декоративной косметикой, перекрасить волосы – это невозможно смелый шаг! Может, Людочка Петрова вовсе не такая неискушенная девица? Додумать эту мысль я не успела, потому что мы уже подъехали к воротам психушки.
Обычно, чтобы пройти или проехать на территорию этого медучреждения, нужно предъявить пропуск, и мне приходится предварительно созваниваться с профессором Топорковичем. Сегодня шлагбаум над въездной дорожкой был высоко поднят. В верхней точке к нему был привязан один край кумачового полотнища, которое подобием арки соединило вздернутый шлагбаум и крышу будки сторожа. На красной сарже белыми буквами было написано: «Добро пожаловать!»