От Сталина до Путина. Зигзаги истории - читать онлайн книгу. Автор: Николай Анисин cтр.№ 58

Подчинить СССР финнов, турок, греков и народы Югославии Сталин мог. Но не подчинил. Потому, что их подчинение дорого бы стоило стране. А вот на очень недешевый разгром миллионной Квантунской армии Японии Сталин не поскупился. Великому Советскому Союзу необходим был великий Тихий океан – с южным Сахалином и Курилами, с огромными природными дарами и возможностью строить базы для надежной защиты наших границ на Востоке. Необходим был СССР и буфер безопасности на Западе. И Сталин отъял у Германии Кенигсберг с портом на Балтике, навязал деморализованным немцам в Берлине марионеточный социалистический режим и такие же режимы создал в государствах не буйных славян.

Внешняя политика Сталина – политика сугубо меркантильная. То есть – скрупулезно-расчетливая: всё, что сулит больше ущерба, чем пользы, всё, что не приносит нашему государству прямой выгоды, – нам не нужно. Так СССР выступал на международной арене до захвата Кремля Хрущевым – до того, как вместо сталинизма в советской внешней политике не восторжествовал троцкизм.

Почему Сталин не поддержал восстание греческих коммунистов в 1945-м? Захватить и удержать власть они могли только при солидной материальной подпитке из нашей страны. А СССР за свои траты на идейно близкий ему режим в удаленной от него нищей Греции – что мог получить? Ничего. И именно поэтому в культурной Элладе с традициями справедливости Сталин не увидел перспектив социализма.

Хрущев же полез внедрять социализм к дикарям – в Африку, Азию и Латинскую Америку. Полез не с миссионерами-проповедниками, а с деньгами, техникой, продуктами. Выгоду СССР от громадных расходов на распространение троцкистких идей мировой коммунистической революции никто не подсчитывал. Обирая русских и другие народы, экономившие на всём и вся, Хрущев кормил и кормил дикие, якобы социалистические, режимы за морями-океанами.

Брежнев не был одержимым троцкистом. Ему, в отличие от Хрущева, не снились ни построение коммунизма в СССР к 1980 году, ни сокрушение власти капитала в США и Западной Европе до конца XX века. Но, поскольку он не страдал от избытка ума, то из плена сонма расплодившихся при Хрущеве агентов влияния Запада не выбрался. Троцкизм во внешней политике Советского Союза не только сохранился – он укрепился. Колоссальные ресурсы, надобные на обустройство наших городов и сел, на модернизацию отечественного производства, уходили за тридевять земель – на социализм-коммунизм в братские как бы по строю государства негров, арабов, азиатов. Добра им хрущевско-брежневская троцкистская власть отвалила в кредит – видимо-невидимо. А они – как жили своими племенными укладами, так и живут, и сотни миллиардов долларов долга никогда уже нам с тобой не вернут.

Племянница Тихона Лукича – старушка Катюша принесла к нам в беседку в соснах три дымящиеся тарелки с грибным супом. Молча их расставила, разложила ложки и молча подалась обратно в дом. Тишину я нарушил:

– Земляком товарища Сталина – Шота Руставели сказано: всё, что спрятал, – то пропало, всё, что отдал, – то твое. Надо ли нам было отдавать свое добро неграм, арабам, азиатам – история рассудит. Но совершенно очевидно: у нас в стране в шестидесятые-семидесятые годы очень многое понапрасну пропадало. Когда Брежнев за пару лет до смерти произнес фразу: «Экономика должна быть экономной», – каждый здравомыслящий советский гражданин отдавал себе отчет: наша экономика ужасно затратная и давно тяжко больна. Но лечить ее никто не взялся, и Горбачевым она была просто прикончена. Китай такую же, как у нас, экономическую систему успешно реформировал, а мы – нет. Как это объяснить?

Тихон Лукич помешал ложкой суп в тарелке:

– С чьим именем связывают успех китайских реформ?

– Дэн Сяопина.

– Так вот, мил друг Никола, никакие реформы Дэна не состоялись бы, если б Мао Цзэдун не провел в Китае так называемую культурную революцию и не очистил общество и государство от гнили во власти. Начал загнивать помаленьку в пятидесятые годы и наш правящий слой. Чистку его Сталин намечал и, поживи он еще, мы б имели своего подобного Дэну реформатора – с фамилией, скажем, Суслов. Михаил Андреевич Суслов хотел и мог стать идеологом необходимых стране реформ. Но разобраться с нечистью в порах власти природой не было дано.

В моей книге есть глава «Пятая колонна». В ней – и способы вербовки в СССР агентов влияния Запада, и методика их действий, направленных на то, чтоб законсервировать пороки нашей страны и таким образом довести ее до краха. В ней – и штрихи к портретам Андропова и Горбачева, под покровительством которых западная агентура уничтожила главного военного и экономического конкурента стран Запада – великий и могучий Советский Союз. Через год-другой-третий книга моя, быть может, выйдет, ты ее прочитаешь, и мы сделаем с тобой беседу для вашей газеты.

– А теперь, – Тихон Лукич левой рукой обнял за плечи Веру, а рукой правой взял фужер с вином, – давай, мил друг Никола, выпьем за несравненное украшение нашего стола.

После обеда Тихон Лукич пригласил нас с Верой прогуляться по окрестностям его дачи. Говорили он и она. Говорили они о неинтересных мне коммерческих делах, и я в разговор не вмешивался.

В Москву мы на Верином лимузине въехали на закате солнца.

– Ты, – не поворачивая головы, изрекла Вера, – первый раз соблазнял меня в своем номере в Пицунде с помощью дешевого армянского коньяка. А у меня на кухне сейчас простаивает натуральный, страсть дорогой коньяк французский, и у тебя нет морального права не распить его со мной. Едем ко мне и вспомним – как хорошо нам было в мандариновой роще близ Пицунды.

Утром в понедельник, пока я обливался под душем, Вера приготовила омлет и чай. За стол я присел буквально на пять минут – надо было не опоздать на планерку в редакцию. Вера проводила меня до лифтов и на прощанье вдруг обронила фразу:

– Ты уж, пожалуйста, не потеряй свою телефонную книжку – она ценна не только для тебя.

Подтекст фразы я не уразумел.

Сразу после планерки повалили, как обычно, посетители: авторы с рукописями и сумасшедшие с идеями переустройства России. Разобравшись с теми из них, с которыми мне надлежало разобраться, я переместился из приемной редакции в цех верстки. Перечитал и сократил подготовленную мной полосу в текущий номер и лишь в обеденный час позвонил Потёмкину:

– Облом с просьбой твоих кредиторов. Тихон Лукич всерьез меня не воспринял. Ни разговоров по душам, ни, тем более, дружбы с ним у меня не будет.

– Ну и отлично, – весело ответствовал Потёмкин. – Вера это уже доложила Евгению Петровичу. У него ноль претензий к нам. Он сам нашёл меня на мобильнике и сказал: «В провале моего замысла нет вины вашего товарища, и вы можете заключить договор на продление сроков кредита». Кранты – болт с гайкой мы теперь на всех кладем.

Тема Тихона Лукича для Потёмкина закрылась. Для меня же – заново открылась. Менее, чем через неделю.

В жаркую июльскую субботу, когда я после полудня надумал от домашнего компьютера переместиться на пруд в Лефортовский парк, зазвонил телефон: