Целую минуту эски не говорят ничего. Один из них лезет в карман, вынимает трубку, набивает и раскуривает ее. Второй коротко улыбается, что-то говорит на своем языке, затем наклоняется и стирает половину черточек.
Кэвендиш поджимает губы, качает головой и медленно дорисовывает те же самые шесть палочек.
– Я не позволю, чтобы меня отымел какой-то гребаный эскимос, – говорит он, обращаясь к Самнеру.
На лицах эсков отображается неудовольствие. Один из них хмурится, что-то говорит Кэвендишу, после чего быстро, носком сапожка, стирает прежние шесть отметок и еще одну новую.
– Проклятье, – шепчет Самнер.
Кэвендиш презрительно смеется.
– Всего пять, – говорит он. – Пять сраных котиков за винтовку. Неужели я и впрямь похож на дебила?
– Если они сейчас уедут, мы умрем от голода, – напоминает ему Самнер.
– Мы проживем и без них, – отмахивается Кэвендиш.
– Нет, не проживем, чтоб меня черти взяли.
Эски равнодушно смотрят на них, указывают на пять отметок на снегу, после чего протягивают ружье с таким видом, словно готовы отдать его обратно. Кэвендиш не отрывает взгляда от винтовки, но и не пытается взять ее. Он качает головой и сплевывает.
– Вконец обнаглевшие ледовые ниггеры, – ворчит он.
Эски строят себе небольшой снежный дом – и́глу – в пятидесяти ярдах от палатки, после чего садятся на нарты и возвращаются обратно на лед, на охоту. Черное небо усеяно звездами, и на фоне этой необозримой бездны разворачивается северное полярное сияние. Затем оно сворачивается и вновь распахивается во всю ширь, словно многоцветная стая скворцов
[78]. Дракс, по-прежнему пребывающий в кандалах, но оставленный без охраны, поскольку все они теперь, образно говоря, оказались в одной лодке, смотрит, как эскимосы сгружают свою добычу. Он прислушивается к гортанным обрывкам их первобытной речи, втягивает носом, даже несмотря на ледяной промозглый воздух, исходящий от них резкий и кислый запах. Некоторое время он явно оценивает их – рост, вес, быстроту движений, – а потом идет к ним, лязгая своими железками.
– А у вас здесь два славных жирных толстячка, – говорит он, указывая на двух убитых котиков. – Я могу помочь вам освежевать их, если хотите.
Хотя эскимосы весь день провели на охоте, оба выглядят бодрыми и свежими. Несколько мгновений они молча смотрят на него, затем показывают на его кандалы и смеются. Дракс смеется вместе с ними, гремит своими кандалами и вновь смеется.
– Эти ублюдки не доверяют мне, тут вы правы, – говорит он. – Они думают, что я опасен. – Чтобы проиллюстрировать свои слова, он корчит зверскую рожу и машет перед собой скрюченными пальцами. Эски смеются еще громче. Дракс наклоняется и берет одного из котиков за плавник.
– Давайте я освежую вам его, – вновь предлагает он, проводя воображаемым ножом вдоль брюха животного и словно бы вспарывая его. – У меня недурно получается.
Эски вновь качают головами и жестом предлагают ему убираться. Старший берет нож, наклоняется, быстро вспарывает и потрошит двух котиков. Он оставляет разноцветные внутренности, пурпурные, сизые и розовые, исходить паром на снегу, после чего отделяет ворвань от мяса. Дракс наблюдает за ним. Он чувствует исходящий от потрохов медный запах крови, и у него начинают течь слюнки.
– Я могу отнести это вместо вас, если хотите, – предлагает он.
Оба мужчины по-прежнему не обращают на него внимания. Младший берет мясо и ворвань, тащит их в палатку и передает Кэвендишу. А старший начинает быстро перебирать груду внутренностей. Найдя обе печени, он отрезает от одной здоровенный кусок и съедает его сырым.
– Господи Иисусе, – говорит Дракс. – Такого я еще не видывал. Многое мне пришлось повидать, но такое вижу в первый раз.
Эскимос поднимает глаза на Дракса и улыбается. Зубы и губы у него покраснели от крови котика. Отрезав еще один кусок сырой печени, он протягивает его ему. Поначалу Дракс колеблется, а потом принимает угощение.
– В свое время мне приходилось едать и кое-что похуже, – говорит он. – Намного хуже.
Откусив кусочек, он проглатывает его и улыбается. Старший эск улыбается в ответ и смеется. Когда младший возвращается из палатки, оба некоторое время о чем-то совещаются, после чего манят к себе Дракса. Старший вновь лезет в кучу потрохов и достает оттуда вырезанное глазное яблоко. Проткнув его оболочку острием своего ножа, он высасывает внутреннее желе. Оба смотрят на Дракса и улыбаются.
– Ерунда, – отвечает Дракс. – Я уже пробовал глазное яблоко раньше, так что это для меня – семечки.
Старший находит очередное глазное яблоко, протыкает его и протягивает ему. Дракс высасывает жидкость, кладет в рот остальное и проглатывает. Оба эска заходятся громким клокочущим смехом. А Дракс широко открывает рот и высовывает язык, показывая, что там уже ничего нет.
– Я готов сожрать все, что вы мне ни дадите, – говорит он, – все эту гребаную требуху – мозги, яйца, копыта. Понимаете, я не привередлив.
Старший эск вновь показывает на его кандалы, рычит и рвет скрюченными пальцами воздух.
– Да, – говорит Дракс, – ты попал в самую точку, дружище.
В ту ночь эски кормят своих собак остатками протухшего мяса моржа, привязывают их к стойкам из китового уса, вбитым в гравий, после чего заползают в свой снеговой дом и укладываются спать. Рано утром они вновь уезжают, но после наступления темноты возвращаются с пустыми руками. На следующий день разыгрывается сильный снегопад и охота теряет смысл, поэтому они проводят его в своем снеговом доме. Дракс бредет по снегу сквозь буран, обходя холмики спящих собак, чтобы нанести им визит. Он дает каждому из них по щепотке табака и задает разные вопросы. Когда они не понимают, что он имеет в виду, он начинает говорить громче и жестикулирует. В ответ они смеются и рисуют узоры в воздухе или на необработанной поверхности сыромятных оленьих шкур, из которых сшиты их спальные мешки. Время от времени они отрезают кусочек мерзлой печени котика и сосут его, словно лакричный леденец на палочке. Иногда оба надолго замолкают, а иногда – разговаривают так, словно его нет рядом. А он наблюдает за ними, вслушивается в то, что они говорят, и спустя некоторое время понимает, каким должен быть его следующий шаг. Это не столько решение, сколько медленное понимание. Он чувствует, как ему постепенно открывается будущее. Он жадно втягивает обеими ноздрями висящий в ледяном арктическом воздухе его жаркий аромат точно так же, как пес улавливает исходящую от суки ее соблазнительно пахнущую потребность.
Когда ураган стихает, эски вновь отправляются на охоту за котиками. В первый день они убивают одного котика, а во второй – еще двух. Когда они, согласно уговору, отдают последнюю тушку, Кэвендиш показывает им второе ружье. Он рисует на снегу еще пять черточек, но эски качают головами и все время показывают в ту сторону, откуда пришли.