– Не казни, светлейший князь. Выслушай, – дрожащим голосом произнес боярин. – К тебе сейчас обращается не тысяцкий Ростова, а несчастный отец! Моя дочь, плоть от плоти моей, моя кровинушка, была убита в расцвете молодости! Горе мое тем более сильно, что, как ты знаешь, с ее замужеством была связана крупная сделка. Я лелеял надежду соединить свои лучшие земли с землями Стриго…
– Человеческая натура не перестает меня удивлять, – прошептал Деметриос, обращаясь к Артемию. – В столь горестный час ваш тысяцкий думает о выгодной сделке, ускользнувшей от него…
– Алчность Радигоста известна всему городу, – тихо ответил дружинник. – Да, горе не искоренило его грехи, – добавил он, пожав плечами.
Радигост, стукнувшись лбом об пол, высказал свою просьбу: найти виновного и заменить обычное наказание – цену за кровь и штраф в пользу казны – судебным поединком.
– Разве закон Киева не предусматривает смертную казнь за убийство? – спросил изумленный Деметриос.
– Свод законов Ярослава, деда Владимира, предполагает, конечно, и кровную месть, но и головничество – денежный выкуп родственникам убитого, – объяснил Артемий, обрадовавшийся возможности просветить образованного путешественника. – Убийство благородного человека наказывается двойной вирой и постепенно вытесняет кровную месть. Двойная вира настолько высока, что большинство преступников не способны заплатить его. Как следствие, они утрачивают статус свободного человека и становятся холопами. Однако родственник жертвы может требовать кровной мести и вызвать убийцу на судебный поединок, о чем и просит тысяцкий.
– Но он же старик! – воскликнул грек. – Да и его сын, как мне кажется, не владеет оружием должным образом!
– Это правда. В данном случае заменить отца или брата должен был бы жених. Однако князь может также поручить представлять интересы семьи жертвы одному из своих ратников.
– Как и все мужчины благородного происхождения, Стриго – воин, – заметил грек. – Он сильный, крепкий. Однако, как мне кажется, ты сомневаешься в его способности (или лучше сказать – в желании?) стать орудием возмездия.
Вместо ответа Артемий неопределенно махнул рукой и стал прислушиваться к словам Владимира, обращавшегося к собравшимся. Радигост стоял рядом с князем.
– Это отвратительное преступление не подпадает под действие обычного права, поскольку оно связано с оскорблением князя! – говорил Владимир. – Преступление было совершено у меня во дворце, оно омрачило радость, которую все испытывали перед моей свадьбой. Я обдумаю наказание, которого заслуживает убийца, но уже сейчас хочу вам сказать, что он дорого заплатит за преступление! Я откладываю брачную церемонию на три дня. Именно такой срок я даю боярину Артемию, чтобы найти преступника и заточить его в тюрьму. И вот еще что. Все гости, начиная с близких родственников жертвы, будут допрошены. Я приношу свои извинения чужеземным гостям за неудобства, связанные с проведением расследования.
Владимир говорил, чеканя каждое слово. Было трудно узнать его молодое лицо, еще недавно беззаботное и лучившееся от счастья.
Радигост молча поклонился и подошел к слугам, которые ожидали, чтобы отнести носилки с телом Настасьи в домовую церковь тысяцкого. Опустив глаза, Ждан последовал за отцом. Гости начали расходиться. Многие направились в сад, чтобы насладиться ночной тишиной после духоты в трапезной. Артемий слушал, как Деметриос объяснял Ренцо различия между законодательством Константинополя и русскими законами. Грек и венецианец покинули зал, обсуждая эту тему. Подойдя к отрокам, ждавшим распоряжения своего начальника, боярин сказал:
– Идемте, надо поговорить.
В одной из комнат, которые занимали Артемий и Филиппос, стояли две скамьи, служившие кроватями, большой сундук для одежды и две вешалки в форме креста. На одной из вешалок висели шапка, отороченная мехом бобра, и тяжелый ламеллярный панцирь из железных пластин. На другой были остроконечный шлем и кольчуга. Меч Артемия с клеймом знаменитого германского оружейника и боевой топор висели на стене над кроватью. Находившийся рядом с мечом кинжал с рукоятью, украшенной изумрудом, принадлежал Филиппосу.
Швырнув свой белый плащ на скамью, боярин провел спутников в заднюю комнату. Будучи человеком осторожным, дружинник решил именно там оборудовать рабочий кабинет, чтобы скрывать свои совещания от посторонних ушей. Пока Филиппос с помощью лучины разжигал свечи, Митько и Василий расположились на единственной скамье, стоявшей напротив стола. Артемий сел в свое кресло, а Филиппос поставил маленький табурет около двери. Отсюда он мог услышать малейший подозрительный шум.
Боярин коротко напомнил о главных событиях вечера.
– Итак, у нас есть два основных вопроса, – подвел он итог. – Во-первых, между обеденным пиром и пиром вечерним у преступника было время завладеть смертоносной жидкостью, поскольку грек часто выходил из опочивальни. Во-вторых, Настасья попыталась указать на убийцу, напомнив о псалме, который она читала в библиотеке.
– Что касается орудия преступления, – заметил Василий, – то тут я согласен с тобой, боярин. К сожалению, ты и Деметриос предоставили убийце превосходную возможность украсть смертельный яд в самом дворце. Но что значит намек на руку, полную мздоимства? Князь прав, нельзя подозревать послов, которые сделали ему роскошный подарок – драгоценности Феофано.
– Справедливо, – согласился Митько. – Во всей этой истории мне показалась странной еще одна вещь. Если кто-то хотел избавиться от Настасьи, то почему он ждал момента, когда грек выложит – если можно так выразиться – яд на серебряное блюдо? Преступник не мог знать заранее, что у византийского сановника есть этот проклятый флакон!
– Действительно, маловероятно, что убийца задумал совершить преступление между двух пиров, – подтвердил Артемий. – Следовательно, мы можем выдвинуть две гипотезы. Либо убийца решил перейти к действиям лишь в последний момент, обрадовавшись, что легко, не покидая дворца, раздобудет яд, либо – а в этом случае речь идет уже о предумышленном убийстве – думал о другом способе устранить юную боярышню, например зарезать, задушить и так далее…Однако это вынуждало его ждать благоприятного момента. А с помощью флакона Деметриоса он одним ударом убивал двух зайцев. С одной стороны, он раздобыл быстродействующее, удобное и бесшумное оружие, а с другой – переводил подозрения на чужеземных гостей.
– Рассматривая обе эти гипотезы, – заметил Митько, – мы должны исходить из основного вопроса: кто мог подсыпать яд Настасье во время пира? Для меня список подозреваемых начинается с соседей боярышни по столу!
Василий, покачав головой, добавил:
– Надо также установить, не подносил ли кто-нибудь боярышне кубок вина или медовухи. Убийца наверняка находится среди тех, кто во время ужина пытался подойти к жертве.
– Ваши рассуждения правильные, но, к сожалению, бесполезные в данном конкретном случае, – возразил Артемий. – Иначе нам придется внести в список подозреваемых всех гостей. И я объясню почему. Вам известен древний обычай, заимствованный у варягов, – подносить кубок вина даме, красота которой вызывает восхищение. Дама же должна оказать честь этому знаку внимания, отпив хотя бы глоток. После инцидента, происшедшего в загоне для диких лошадей, все присутствующие мужчины хотели доставить Настасье удовольствие и преподносили ей кубок вина или медовухи, начиная с князя и заканчивая послами! Я получил эти сведения от Владимира. Все, кроме одного – жениха боярышни.