Вздохнув, я посадила на диван голенького малыша и взяла из рук мужа трубку старого сотового, всучив ему взамен мокрые детские штанишки.
– Это зачем? – недоуменно вопросил супруг.
– Это что? – с очень похожей интонацией произнесла я, с трудом читая сложенные из латинских букв русские слова: «Бабки грохнули. Буду копать». – Какие бабки?
– Говорю же тебе, я тоже ничего не понял! – Колян протянул поверх моего плеча длинную руку и запищал кнопочками трубки. – Посмотри, кто прислал тебе эту шифрограмму, может, тогда что-то прояснится! Вот, глянь: тебе знаком этот номер?
Я посмотрела, и мне стало дурно:
– Ох! – Я опустилась на диван рядом с Масянькой.
– Пу-у-у! – с нежностью в голосе протянул малыш, схватившись за пуговицу моей блузки.
– Мася, отпусти маму, ей плохо, – встревожился Колян. – Кыся! Что с тобой? У тебя головокружение?
– У меня галлюцинации, – слабым голосом отозвалась я. – Дай сюда мобильник, я еще раз посмотрю, может, мне показалось… Нет, все точно!
– Что точно?!
– Это номер сотового Гены Конопкина, – я подняла глаза на мужа. – Это он прислал мне SMS-ку. Сегодня. Два часа назад.
– Ну и что? Почему бы Генке не прислать тебе сообщение? – Колян никак не мог понять, что меня так взволновало.
– Потому, что вчера Генка погиб! А сегодня мы его хоронили, и два часа назад он уже лежал в гробу, в сырой земле! – Я наконец выговорилась и заплакала.
– Генка погиб! – повторил Колян. – Как же так?
Он внимательно посмотрел на меня и потянул за ручку насупившегося ребенка:
– Ладно, Масянька, давай оставим маму в покое. Пойдем, наденем сухие штаны и почитаем сказку!
– Каку! – согласился малыш, с готовностью сползая с дивана.
Я тупо посмотрела им вслед и вновь взяла в руки трубку мобильника. Ладно, сообщение Генка отправил вчера, это доставили его мне только сегодня, потому что раньше у меня телефон не работал, тут все понятно. Но что означает фраза: «Бабки грохнули»? Бабки – это деньги? Какие деньги? Кто их грохнул и как именно? Растратил или проиграл? И как, черт побери, понять заявление «буду копать»?
Механически занимаясь домашними делами, я думала об этом весь вечер. Готовила ужин, кормила свое семейство, мыла посуду, пасла на просторах квартиры шустрого малыша – и при этом не могла избавиться от ощущения, будто являюсь героиней голливудского «ужастика». Из тех, в которых по воле рока и сценаристов в перенаселенных склепах оживают иссохшие мощи, из подземелий толпами бегут бряцающие ржавыми цепями скелеты, из тесных стальных ящиков морга рвутся на волю синюшные покойники, и блудные мумии в обрывках промасленных тряпок мечутся по коридорам музеев в поисках выхода в мир живых.
– Жди меня, и я вернусь!
Только очень жди!
Эти слова напряженным голосом произнес с телеэкрана пожилой мужчина в концертном костюме с галстуком-«бабочкой».
Я вздрогнула и внимательно посмотрела на экран. Декламатор, гримируясь перед концертом, явно переборщил с белилами. Должно быть, стремился придать своему породистому лицу «интересную бледность», но в результате стал похож на вампира, какими их изображают все в тех же голливудских фильмах.
Или это у меня нынче такое настроение, что всюду мерещится разная активная нежить? Я заерзала на диване, точно он начал нагреваться, как адская сковорода.
– Смотри, Кыся! Мумия возвращается! – неожиданно громко сказал сидящий рядом Колян.
Я схватилась за сердце и зажмурилась.
– Что с тобой? – удивился муж. – Говорю тебе, взгляни!
Почти не чувствуя под похолодевшей ладонью сердцебиения, я послушно открыла глаза и посмотрела прямо перед собой. На паркет, усыпанный лохмами растерзанных папирусных свитков! И мысленно тут же нарисовала на фоне наших шелковых штор веселенькой желто-синей расцветки мультипликационную мумию, аккуратно, с головы до ног, обмотанную белыми бинтами. Теперь эти бинты валялись на полу. Похоже, я пропустила мумийский стриптиз!
– Что это? – немеющими губами прошептала я.
– Бу-у! – ответил мне Масянька, важно выступая из коридора.
Левой рукой малыш прижимал к груди рулон туалетной бумаги, а правой отрывал от него разной длины ленты и широким жестом бросал их на пол по ходу движения. Выглядело это очень торжественно.
– Правда, смешной? – умиленно улыбаясь, прошептал мне на ухо Колян.
– Правда, – согласилась я.
На самом деле мне было не до смеха.
Нечто подобное я наблюдала недавно – на похоронах Гены Конопкина: вот так же торжественно какие-то тетки в авангарде печальной процессии бросали надломленные живые цветы под колеса катафалка.
В постель я легла в самом мрачном настроении, с трудом удержавшись, чтобы не пожелать самой себе:
– Спи спокойно, дорогой товарищ!
Среда
И не стоило удивляться тому, что под утро мне приснился Конопкин с лопатой!
– Копайте и докопаетесь! – загробным (что воспринималось как само собой разумеющееся) голосом возвестил он.
– Стучите и откроется вам, – сквозь дрему пробормотала я.
– Кыся, стучат! – в развитие темы сонным голосом сообщил мне Колян.
И тут же виртуозно всхрапнул, демонстрируя полную невозможность подняться самому, чтобы впустить раннего гостя.
Я с трудом оторвала всклокоченную голову от мягкой подушки и прислушалась. Действительно, в дверь стучали. Или, точнее сказать, деликатно скреблись.
С большой неохотой я слезла с кровати, сунула ноги в шлепки и побрела к входной двери, по дороге подхватив со стула и напялив на себя просторную мужнюю майку.
– Кто там? – зевнув, поинтересовалась я.
– Свои! – прошептали мне в ответ.
Голоса я спросонья не узнала, но свои так свои. Я повернула ключ в замке и открыла дверь.
– Привет, дорогая! – в проем шагнула моя мама с большой дорожной сумкой в руке.
Поцеловав меня, она крадучись проследовала в кухню.
– Привет, дорогая! – следом за мамулей на пороге возникла моя сестрица, тоже с сумкой и уже заранее на цыпочках.
– Пливет, дологая! – За сестрой хвостиком следовал ее четырехлетний сынишка, мой племянник Шурик.
За спиной у пацана болтался плюшевый мишка, путем элементарного харакири превращающийся в рюкзачок.
Я пропустила Шурика в дом и выглянула на лестничную площадку – больше там никого нет? А то в одной квартире с мамой, сестрицей и Шуриком живет еще кот Пуся, может, он тоже приехал? С узелком на палочке…
Кот на лестнице и в самом деле был, но не Пуся, а какой-то совершенно посторонний матроскин – безо всякой ручной клади. Он, впрочем, быстро переместился на коврик у двери и тоже изъявил желание войти и присоединиться к компании гостей, но я недрогнувшей рукой закрыла дверь перед усатой-полосатой мордой.