Принц в неглиже - читать онлайн книгу. Автор: Елена Логунова cтр.№ 66

– О чем это они? – обескураженно спросила меня Ирка.

– Я не все поняла, надо подучить английский, – задумчиво ответила я. – Если кратко, то Дон сказал, что теперь он совершенно счастлив, сбылась его мечта, что-то в этом духе.

– А что Монтик?

Насколько я поняла, Монтик только что несколько раз по-английски назвал Дона ласковым словом «сынок»!

Ахнув, я хлопнула себя по лбу, и хаотично разбросанные пазлы в моем мозгу наконец-то сложились в единую картинку – непонятно только, почему так поздно, я же и раньше знала, что у Монтика лет тридцать назад в Америке была толстая подружка по имени Кэти и одинокую мамашу Дона – тоже толстуху! – звали Катериной! Да, и ведь как-то вечером, сидя на крыльце моего собственного дома, Монтик и Дон нашли-таки общую знакомую, некую Кэти Салливан, а ведь Салливан – это фамилия Дона! То-то они тогда обливались слезами и братались… Выходит, вовсе не братались, а, как бы это сказать по-русски? Проявляли соответственно отцовские и сыновьи чувства! Вот, кстати, нашлось объяснение и их поразительному сходству! Ничего удивительного, если сын похож на отца!

Стоп, а ну-ка, прикинем без спешки… Я произвела в уме вычисления, задействовав информацию, уже использованную мной при решении загадки Монте-Сержа. Итак, Монтика пристрелили в шестьдесят восьмом. Дело было в парке, очевидно, летом или ранней осенью, потому что Монтик говорил, ему запомнились рыжие белки в зеленой листве и ярко-красные спортивные трусы какого-то бегуна. Наверное, это были последние впечатления умирающего… Так, с умирающим разобрались, теперь с нарождающимся… Дон родился 16 февраля 1969 года, точно знаю, видела его документы – те, что Зинка нашла… Так, все сходится!

Кэти Салливан родила сынишку месяцев через семь-восемь после смерти Монте Уокера, тот при жизни мог и не знать о беременности подруги, вот почему так удивился, поняв, что Дон – его общий с Кэти ребенок! Эх, почему мне раньше не пришло в голову сопоставить хронологию и географию жизни Монтика и Дона, давно бы все поняла, да и расспросила бы обоих как следует… Впрочем, Дон-то улетел, но Монтик остался, и ему придется-таки удовлетворить мое любопытство!

Сказать Ирке или не сказать? Я внимательно посмотрела на подругу. Если моя догадка верна и Монтик по прошлой своей жизни приходится родным папой Дону, то Ирка, став его супругой, станет Доновой мачехой! Ха, и Зинкиной свекровью! И, стало быть, через кузину какой-то отдаленной родней мне самой – двоюродной теткой или кем-то в этом роде! А их с Монтиком дети, если таковые появятся, будут мне какими-то кузенами и кузинами, Дону сводными братьями-сестрами, Зинке шуринами и золовками… Я почувствовала головокружение и воскликнула:

– С ума сойти!

– Да в чем дело-то? – не поняв, обиделась подруга.

– Это я вам, тетя, дома объясню! В родовом, так сказать, гнезде! – ответила я.

И пошла к выходу, оставив удивленную Ирку столбом стоять посреди зала.

Ирка и Монтик расписались две недели спустя. Я и не знала, что теперь желающих вступить в брак не маринуют, как раньше, месячишко-другой, хочешь – женись хоть с разбегу!

Жених явился в загс в джинсах, невеста – в полосатом платье веселенькой расцветки «колорадский жук». Из-за этого произошло недоразумение: за невесту приняли единственную среди нас женщину в белом – пятидесятилетнюю редакторшу, мою коллегу. Она, впрочем, не возражала, но бдительный Монтик своевременно вырвался из лап сотрудницы загса, попытавшейся насильно соединить руки лжебрачующихся. Отпихивая друг друга, Ирка и Монтик торопливо заполнили автографами специально отведенные для этого строки, и после сакраментального: «А теперь, жених, можете поцеловать невесту!» – Ирка полубоком взгромоздилась на руки присевшему супругу, и мы втроем, предоставив гостям самим решать транспортную проблему, сошли по парадной лестнице Дворца бракосочетаний к ожидающему нас Иркиному автомобилю, где чинно сидел Томка. Тщательно причесанный пес в парадном ошейнике с розовым шелковым бантом производил на прохожих совершенно потрясающее впечатление. На глазах у группы зевак, под приветственные крики и оглушительный лай мы погрузились в машину и отправились в ритуальный автопробег по местам боевой и трудовой славы новобрачных.

Сначала мы – все, кроме Тома, – посетили травматологическое отделение городской больницы, где Ирка и Монтик нанесли пациентам еще одну травму, моральную: ворвавшись в знакомую палату, они раскидали костыли и палки и несколько раз поцеловались, прерываясь лишь затем, чтобы покричать самим себе: «Горько!» Монтик кричал с едва уловимым иностранным акцентом: русский давался ему на диво легко. «В моя семья у всех есть языческая способность», – объяснил он мне.

Потом, ритмично колотя по клаксону в такт гремящей в салоне музыке, я повела автомобиль по дороге к психиатрической больнице. Трассу я прокладывала на свое усмотрение, поэтому пару раз мы проскочили на красный свет, один квартал проехали по полосе встречного движения – попутного просто не было, а ближе к финишу на глазах у изумленного постового юзом въехали под «кирпич». Характерно, что страж порядка не сделал попытки нас задержать, и, восстанавливая сцену в памяти задним числом, я поняла почему: украшенная цветами и лентами гудящая машина с растопыренным пупсом на капоте и высовывающейся из окошка оскаленной собачьей мордой должна была производить впечатление транспорта, в высшей степени приспособленного для перевозки пациентов психиатрической лечебницы!

Вновь мы ловко расставили стремянку у больничной стены, Ирка и Монтик взобрались наверх и вдвоем посидели минутку на кирпичном гребне.

– На счастье! – сказала Ирка, легкомысленно болтая ногами.

Я подала им наверх пару бокалов и бутылку шампанского, Монтик лихо открыл ее, Ирка весело взвизгнула, нас с Томкой окропило шипучим вином.

– Слезайте, ненормальные! – крикнула я, втайне любуясь счастливой парой. – Не пугайте бедных психов!

– Ладно-ладно, – пробасила Ирка, осторожно спускаясь вниз, в заботливые руки опередившего ее мужа. – Поехали дальше. Следующий пункт – наш дренажный канал. С него все начиналось…

– Слышал? – спросила я пса, торопливо складывая стремянку. – «С него все начиналось!» Это с нас с тобой все начиналось! Все об этом забыли! Кстати, если я забуду, напомни мне, чтобы я посоветовала Ирке повесить в красном углу сковородку…

– Гау! – согласно рявкнул внимательно слушающий пес.

Громкий собачий лай донесся до слуха Марио Ла Гадо. Неужели сторожевые собаки?

Одетый в полосатую бело-голубую пижаму, Ла Гадо неподвижно стоял в редкой тени облетающего дерева и, выпятив челюсть, пристально смотрел на окружающую сад кирпичную стену. Он планировал побег и был полон решимости осуществить задуманное. Старая стена не казалась трудно преодолимым препятствием, и Марио не сомневался, что из этой тюрьмы он сбежит. Но что делать дальше? На нем была крайне неподходящая одежда и обувь, ни цента в пижамном кармане, ни одной мысли о том, где искать своих. Тот факт, что за несколько дней никто с ним не связался, наводил на мысль о предательстве.