Анна сочла за лучшее промолчать, лишь неопределенно пожала плечами.
В столовую она спустилась в числе первых. За столом были лишь Антон Кутасов и Серж. Сидели, не глядя друг на друга, не разговаривая. Перед Кутасовым стоял наполовину пустой графин с водкой. Было очевидно, что пьет он уже давно, с ночи. Серж косился на отчима с брезгливостью, нервно поигрывал столовым ножом. У окна стояла баронесса, при появлении Анны она едва заметно кивнула и тут же отвернулась. Анна рассеянно заметила, что платье на баронессе не привычно черное, а пурпурно-красное, расшитое золотыми розами. Розами же были расшиты шелковая маска и высокие, до самых локтей, перчатки.
Не успела Анна занять свое место, как в столовую вошли мастер Берг с Тумановым. Ей показалось, что всего за секунду до этого они о чем-то жарко спорили, а потом дружно замолчали. Туманов уселся рядом с Анной, мастер Берг – напротив, сказал с тяжелым вздохом:
– Ужасная была ночь. Ужасная…
– Умолкни… – заговорил вдруг Антон Кутасов, не отрывая взгляда от графина с водкой. – Вы все умолкните! – И уши ладонями зажал, словно бы и в самом деле слышал голоса.
Мастер Берг виновато улыбнулся, бросил на баронессу быстрый взгляд, словно в поисках поддержки. Но та смотрела в окно, и только длинные пальцы ее нервно барабанили по подоконнику.
В столовую вошли Миша и Всеволод Кутасов, поздоровались, присели к столу. Почти сразу же явился Пилипейко, обвел присутствующих внимательным взглядом, словно по головам пересчитал, и остался стоять у двери, будто что-то выжидая.
Последними явились Матрена Павловна и Натали. Матрена Павловна держала дочь за руку, как маленькую девочку. Анне показалось, что еще совсем недавно Натали плакала. Вот и сейчас она сжимала в руке носовой платок. На кинувшегося ей навстречу поверенного девушка посмотрела со страхом и отвращением, а потом бросила полный отчаяния взгляд на Сержа. Но Серж был погружен в собственные мрачные мысли и взгляда этого не заметил.
– Ну-с, все в сборе… – заметила Матрена Павловна и, глянув на Кутасова, сказала: – Тошка, хватит водку жрать. Не у тебя одного горе!
– Ты права, Матрена. – Кутасов поднял на нее мутный взгляд. – В этом доме горе уже у двоих.
– У троих, – прошелестел голос баронессы. – Горе у троих. Вы забыли про господина Шульца.
– Скажете тоже – потеря! – отмахнулась Матрена Павловна, а Натали украдкой вытерла слезы. – Я мужа потеряла, Тошка – жену. А у вас что за горе? Делопроизводитель?!
– Господин Шульц – лишь одна из моих потерь. – Баронесса присела к столу, поправила выбившуюся из прически прядь волос. – И уверяю вас, моя скорбь куда сильнее вашей. – Она говорила спокойно, словно письмо читала.
– Господа! Прошу минуточку внимания! – Пилипейко встал за спиной Натали, вилкой постучал по бокалу, и Матрена Павловна глянула на него с неожиданной ненавистью. Странно… – В этой жизни есть место не только скорби, но и радости. И я спешу поделиться с вами своей радостью. – Он неожиданно хозяйским жестом взял за руку Натали, и девочка испуганно вздрогнула, посмотрела сначала на мать, потом на Сержа. – Сегодня утром я сделал предложение Наталье Петровне, и она его приняла! – Губы Пилипейко коснулись в поцелуе пальчиков Натали, и на лице ее появилось мученическое выражение. А безучастный до этого Серж вдруг выронил нож, и тот с громким звоном брякнулся о тарелку.
Ошарашенным выглядел и Всеволод Кутасов, он с недоумением посмотрел на Пилипейко, а потом перевел требовательный взгляд на мать.
– Это розыгрыш? – спросил растерянно.
– Никак нет, Всеволод Петрович. – Пилипейко уселся рядом с Натали, руку ее он так и не выпустил. – Ваша матушка благословила наш союз, и очень скоро его благословят на небесах.
Громко, совершенно по-детски, всхлипнула Натали, выдернула ладонь из лап жениха и выбежала из-за стола.
– Мама, я не понимаю… – начал было Всеволод.
– Довольно! – Матрена Павловна стукнула кулаком по столу. – Викеша говорит правду, он попросил у меня руки Наташеньки, и я дала ему свое согласие.
– Ему?! – Не церемонясь, Всеволод ткнул пальцем в грудь Пилипейко. – Ты отдаешь жизнь своей дочери этому прощелыге?!
– Я бы попросил! – Напуганным Пилипейко не был, наверное, предвидел, что его ждет, и приготовился. – Сева, очень скоро мы с вами станем родственниками…
– Да ни за что! Мама, вы с ума сошли?!
– Все решено, – произнесла Матрена Павловна таким тоном, что готовый спорить Всеволод вдруг замолчал, опустился на свой стул. – Лучшей партии, чем Викентий Иванович, Наташеньке не найти. Я в людях разбираюсь!
За столом повисло тягостное, неловкое какое-то молчание. Да и что ловкого в том, чтобы на поминках объявить о помолвке?..
– Удивительное дело, – заговорил молчавший до этого Антон Сидорович. – Удивительное, я вам скажу место! У одних жен забирает, а другим дает.
Анне показалось, что сейчас он закричит, примется крушить все вокруг, а он расплакался.
Встала из-за стола Матрена Павловна, подошла к нему, обняла за вздрагивающие от рыданий плечи, сказала ласково:
– Полноте, Антоша. Возьми себя в руки.
– Это все нам наказание! За грехи наши расплата… – Антон Сидорович говорил глухо, как в бочку, и грузное тело его колыхалось. – Как тебе спится, Матрена? Не сейчас, когда мужа схоронила. Как тебе спится все эти годы?!
– Нормально мне спится! А ты соберись! Не мели чепухи! – Матрена Павловна впилась пальцами в плечи деверя, встряхнула с неожиданной силой. – Замолчи!
И он послушался, замолчал, покорно принял полную стопку, опрокинул, не закусывая, спрятал лицо в широких ладонях. Эти двое говорили о чем-то, только им одним понятном и известном. В их общем прошлом был какой-то грех, и вот сейчас пришло наказание. По крайней мере, так считал Антон Сидорович. Было еще кое-что, был человек, который, казалось, понимал, о чем они говорят. Мастер Берг слушал очень внимательно, и лицо его мрачнело с каждым сказанным словом, а неожиданно изящные для его грузной комплекции пальцы с такой силой сдавили бокал, что тот не выдержал и треснул. На белоснежную скатерть выплеснулось красное вино, кровавые капли брызнули на рукава сорочки.
– Ой, – сказал мастер Берг с преглупой и совершенно неискренней улыбкой, – какая досада…
Порезанную ладонь он обернул салфеткой, второй салфеткой накрыл пятно на скатерти. Но случившийся с архитектором конфуз, кроме Анны, заметили, пожалуй, только Туманов и баронесса. Туманов смотрел на пораненную руку, а баронесса – в глаза мастера Берга. Изящные пальцы ее сжались в кулак с такой силой, что Анне показалось, что костяшки пальцев сейчас порвут тонкий шелк перчатки. Определенно, у каждого на этом острове была своя собственная история и своя собственная тайна. Лишь у Анны не было никакой тайны, она просто пыталась найти себя.
* * *
Тяжкий, ох тяжкий выдался у Матрены Павловны день! В одночасье потеряла и любимого мужа, и единственную доченьку. Как Наташенька плакала! Как умоляла не ломать ей жизнь, на колени перед Матреной Павловной падала. А она только и могла, что гладить дочку по голове да повторять как заведенная: