Благополучно отобедав, Брейн и канзас вернулись в свой корпус, и к этому времени гоберли, тело которого, как заметил канзас, подавало звуки, уже сидел на своей койке и улыбался. А койка его соседа была пуста и заправлена свежей простыней.
Брейн хотел спросить оставшегося гоберли, куда делся второй, однако ему в голову пришло, что того могли увезти, пока этот спал.
– Привет, ребята! – бодро поприветствовал их гоберли. Было заметно, что кризис миновал и он чувствует себя неплохо.
– Привет, – отозвался Брейн. – Первый раз здесь?
– О да, первый раз. Где пожрать-то можно? Брюхо от голода подводит.
– Как выйдешь из корпуса, так прямо и дуй – двести метров и упрешься в столовку.
– Спасибо, братцы! – воскликнул гоберли и тотчас выскочил из комнаты.
– Эк его приперло, – заметил канзас, садясь на койку.
– А тебе-то тоже полегчало, – сказал Брейн, садясь на свою.
– Конечно, полегчало после горячих батончиков, – согласился канзас и погладил брюхо. – Но, честно говоря, даже не думал, что выйду из этого прыжка.
– А чего так?
– С предыдущего меня двое суток откачивали – лежал под системой. И не под такой, как эти вот, – канзас кивнул на койки, где прежде лежали гоберли. – А под настоящей – трубки, клизмы, все дела.
– И как же выкарабкался?
– Даже не знаю. Очнулся, вроде все в порядке, пришел в себя. А через двое суток уже к покупателю попал и сразу на задание.
– И что за задание?
– Лучше не спрашивай, – отмахнулся канзас. – В конце концов всем нам дали по башке, повезло, что двигались в конце колонны, потому и выжили.
– И что потом?
– И все потом. Чтобы про этот разгром много не болтали, снова раскидали всех уцелевших по отстойникам, промариновали пару месяцев в главном резерве – и опять прыжок.
– Лихо!
– Но я-то молчаливый был, решил – отправят так отправят, но там были и другие – особо шумливые. Писали, жаловались, требовали, чтобы их в регионе служить оставили.
– И что с ними?
– Кому пришили воинское преступление, а кого отправили на самые гиблые фронты. Про Аларам слышал?
– Нет.
– Аларам, приятель – это такое место, где они прут и прут, а мы не знаем, что им противопоставить.
– А кто они-то?
– В том-то и дело, что непонятно. То они выглядят как какие-то белковые системы, то как аммиачные амебы, то как полевые структуры в пределах чувствительности аппаратуры.
– Ужас какой, – поразился Брейн. – И как же с такими воевать?
– Отводят уцелевшие войска, наносят огневой удар, потом биологическая очистка с перекрытием территории больше раз в десять. Потом химический контроль по всей площади, и после всего этого гарантированная пустыня на тысячу лет.
– И помогает?
– Да, говорят, на пару лет в этом месте затишье, а потом опять начинается.
– Но у вас же такие технологии…
– Да, с технологиями порядок. И специалисты имеются подходящие, но как только навезут аппаратуры и начинают понимать, с чем имеют дело, так эти твари – раз и меняют свое состояние.
– Ничего себе.
– Вот так, приятель. Но к чему все это я? А к тому, что, с кем хотят окончательно свести счеты и заткнуть окончательно, отправляют на этот фронт.
– Ладно, Ранжан, все-таки мы после обеда – давай закроем эти темы и подремлем, – предложил Брейн, вытягиваясь на кровати.
– Давай подремлем, – согласился канзас.
Вместо подушки Брейн приспособил стопку белья, найденную в тумбочке, и вскоре уснул. И ему снова приснился сон, где он оказался дома. Мало того, даже где-то в детстве.
Он бежал через поле, он видел цветы, там была собачка, о которой он мечтал, но ее у него так и не было. А потом все прервалось – и он погрузился в более глубокий сон.
3
Спали они часа два – два с половиной. Когда Брейн проснулся, канзас уже сидел на своей койке и о чем-то думал, глядя в стену.
– Ты как, выспался? – спросил он, заметив, что Брейн открыл глаза.
– Да, я в порядке, – сказал тот и потянулся.
– Ну и отлично, а то одному не хотелось на ужин идти.
– А что наш парень? – спросил Брейн, кивнув на гоберли, который еще спал.
– Наш парень будет долго отсыпаться, – заверил канзас.
Они сходили на ужин, отметили, что народу в столовой прибыло, и это означало, что все большее количество доставленных сюда пациентов приходили в себя.
На воздухе было много тех, кто прогуливался, дышал, другие играли в настольные игры. Приходя в себя, временные обитатели городка понемногу начинали общаться.
– Ну и как тебе здесь? – спросил канзас, когда они возвращались в корпус.
– Ты о чем? О горах? – Брейн огляделся. – Горы мне нравятся.
– Через пару дней, когда все только начнут привыкать, народ начнут раздергивать. Правда, тут еще не все.
– Что значит не все?
– Некоторые не вытягивают такого путешествия – ты сам видел.
– Это ты про второго гоберли?
– Да.
– И что с ним?
– Процентов пятнадцать уже ни на что не годны. Они выживает, но им одна дорога – в дурдом.
– Да ладно, у вас же такие технологии…
– Опять ты про технологии. Ну да – их нормализуют. Это такая процедура. У нас в ведомственных дурдомах ее очень хорошо научились исполнять. Пять часов – и боец как новенький.
– Ну вот! – кивнул Брейн.
– Только это обновление работает в лучшем случае полгода.
– А потом?
– Потом на очередную нормализацию.
Вдруг канзас прервал свой рассказ, его песье лицо исказила гримаса ужаса, и, бросившись в сторону, он упал на траву, прикрыв голову руками.
Не успел Брейн как-то отреагировать на это, как в воздухе послышался рев, и над долиной, в которой размещался городок, прошла пара сверхзвуковых штурмовиков.
Брейн успел заметить, что они были обвешаны оружием, причем открытым – без обтекателей, что говорило о готовности к его немедленному применению.
В городке послышались крики, некоторые, как и канзас, зарылись в траву, кто-то забился в истерике.
Из медблока выскочили несколько санитаров и помчались к пострадавшим, на ходу вынимая экстракторы с большими дозами стимуляторов.
Между тем Ранжан тоже пришел в себя и поднялся на ноги, смущенно улыбаясь.
– Приобретенные навыки, так их разэдак… – сказал он, смахивая с новенькой робы прилипшие травинки.