Это была его женщина, с черным блеском зрачков из-под длинных ресниц, с мятежным и беспокойным духом, спящими до поры страстями, невыразимыми желаниями, дикими и горькими мыслями, полными вопросов, на которые не существует готовых ответов. Это была неожиданно свершившаяся сказка, в которую никогда до конца не веришь. Волшебная лампа Алладдина исполнила его желание – здесь, под Москвой, в роняющем золотую листву саду, под холодным российским небом, с которого совсем скоро медленно полетит искрящийся белый снег…
Однажды, когда Никита с Валерией развлекались очередным «воображаемым путешествием», вместо картинки прошлого или настоящего, появилось нечто другое – непонятное и пугающее.
– То, что я вижу…О! – Валерия даже зажмурилась, покраснела от волнения. – Это не прошлое! И не «сафари» в Африке, где мы с тобой в пробковых шлемах несемся на «джипе» и стреляем в тигров! Это…будущее!
– С чего ты взяла?
– Просто знаю, и все! Это ужасно! Боже…
– Что ты видишь? Говори!
– Женщина…совсем молоденькая. Красивая. Падает со скалы…Она альпинистка. Постой-ка! Ага…она не сама падает! Ее толкают! Тело летит вниз. Страшный удар! – Валерия вздрагивает, как будто сама переживает происходящее. – Она все еще жива…дышит. Кости все переломаны…
Увиденное настолько потрясло Валерию, что весь вечер она только и говорила о смерти альпинистки. Никита предложил выпить. Хороший коньяк – неплохое средство для расстроенных нервов.
Ночью Валерия несколько раз вставала, смотрела в окно, на залитый луной сад, слушала, как шумит ветер, срывая с веток последнюю листву, думала о далекой и неизвестной женщине, которая еще не знает, какая страшная смерть ее ждет.
– Почему я увидела это? Как я смогла? Может быть, это только мои выдумки?
Валерии хотелось отгородиться от увиденного, притвориться, что это игра воображения, которой ее увлек Никита. Но какая-то глубинная и непоколебимая внутренняя уверенность не давала ей этого сделать. Она твердо знала, что смерть альпинистки – это будущее, которое еще только произойдет, и которое невозможно предотвратить. Потому что ни кто эта женщина, ни когда именно случится трагедия, ни место, ни какие-либо иные обстоятельства страшного происшествия установить нельзя. Все это остается неизвестным.
Заснув под утро неглубоким и чутким сном, просыпаясь от малейшего шороха, скрипа старых деревьев в саду, звука падающих на подоконник листьев, Валерия с трудом поднялась утром, разбитая, уставшая и подавленная. Голова болела. В груди противно ныло. Настроение – хуже некуда. Спустившись на первый этаж, она увидела, что камин горит вовсю, на столе стоят коньяк и закуски, а из кухни доносится запах жаркого.
Никита вошел в комнату и смутился, увидев Валерию. Привычка передвигаться в коляске заставляла его испытывать неловкость, когда он ходил, как будто кто-то застал его за очень интимным занятием. Руки и все остальные мышцы тела были у него сильными и тренированными, и только ноги иногда подводили. Он чувствовал себя неуверенно при ходьбе, хотя и понимал, что это неизбежное следствие многолетней беспомощности. Должно пройти время, прежде чем он сможет ходить и бегать, как все люди, не контролируя каждое движение.
Валерии казалось странным то, что Никита продолжал при посторонних передвигаться в коляске и строго-настрого предупредил домашних помалкивать о том, что его болезнь прошла и вернулась способность ходить. Почему-то он не хотел, чтобы об этом знали. Видимых причин, которыми можно было бы объяснить подобное поведение, Валерия не находила, но спрашивать не решалась. Она чувствовала непонятную тягу к этому мужчине с необычной судьбой и огромной внутренней силой, которую он не только не выставлял напоказ, но, наоборот, скрывал. Ее влекло к нему и физически тоже. Засыпая у себя наверху, она представляла себе, как он целует ее, раздевает, медленно и осторожно, шепчет слова любви… Краснея, она сердито переворачивалась на другой бок и винила себя во всех смертных грехах, особенно в грехе блуда.
– Я распущенная, развратная женщина, – мысленно ругала себя Валерия. – Я думаю только о сексе. Прошло только несколько месяцев, как умер Евгений, а я уже хочу другого мужчину. Что со мной происходит?
– Валерия! – Никита увидел, что она задумалась, подошел и обнял за плечи. Ему не нравилось, когда она вот так уходила в себя. – Приехал мой друг, Вадим. Ты не против позавтракать вместе?
Вадим был тем самым мужчиной, который спас ей жизнь тогда у поликлиники. Он привез ее, бесчувственную, почти без сознания от пережитого страха, и оставил у Никиты, которому доверял, как самому себе.
– Привет! – Вадим вошел, улыбаясь. – Никита, у тебя дверь в гараже заржавела, еле открыл, чтобы поставить машину. А вы прекрасно смотритесь вместе!
Валерия покраснела, что было ей несвойственно. При людях этого с ней никогда не случалось. Только наедине с собой, когда она безжалостно оценивала свое поведение и «инстинкты», как называла интимную сторону жизни ее мама, краска заливала ее лицо. Социальная же маска всегда оставалась по-светски беспристрастной, даже немного циничной.
– Хочу вас попросить об одном одолжении, – серьезно сказал Вадим, когда все выпили и основательно закусили.
Капуста по-провансальски, которую бабушка Никиты готовила с клюквой и яблоками, была превосходна. Жаркое таяло во рту, пироги с начинкой из тыквы пикантного вкуса прекрасно сочетались с рыбой под майонезом. Отдали должное и смородиновой наливке, и кофе, и торту с курагой. Когда приезжал Вадим, устраивалось настоящее пиршество!
– Да, конечно, все, что угодно! Можешь рассчитывать на нас.
Вадима резануло это «нас» в устах Никиты. Раньше он всегда говорил: можешь рассчитывать на меня . Что ж, в жизни друга произошли изменения, и, судя по всему, нешуточные.
– Я ездил в Харьков, к брату. Ну и заодно посетил нашумевшую выставку. Артур Корнилин, слышали о таком? Весьма модный и перспективный художник…был.
Валерия вздрогнула, а Никита насторожился. История Корнилина вызывала у них не праздный интерес.
– Вадим чего-то недоговаривает, – подумал Никита. – Это потому, что с нами женщина. Всю правду он скажет, когда мы останемся одни. Пугать «слабый пол» не в его правилах.
То, что Вадим ездил в Харьков не просто так, друг понял сразу. Брата он посещал исключительно редко, чаще Богдан сам приезжал в Москву, а уж если он посетил выставку живописи, то на это должны были быть веские причины. Живопись не входила в сферу интересов Вадима, как и вообще все искусство. Чувство эстетики просыпалось в нем только если это касалось оперы, цветов или женщин.
– Ты был на выставке Корнилина?
– Представь, да! И не только получил колоссальное удовольствие, но и приобрел кое-что.
– Ты купил картину? Какую?
– «Искушение». – Вадим помолчал. Никита и Валерия затаили дыхание.
– А…где она?