Ты идёшь по ковру - читать онлайн книгу. Автор: Мария Ботева cтр.№ 34

– Восемьдесят один. У нас-то – дворняга.

– Ещё лучше! Вот увидишь! Дедушка, конечно, не молоденький, но ничего, твой пёс справится. Ну, и ты поможешь. Ты ему читай что-нибудь. На ночь или так, днём. Приятно же, когда читают. Тебе мама на ночь читала?

– Мне Ладка. И Петька тоже. И мама.

– Вот видишь! Иди, тебя ждут. И прививку не забудь сделать на каникулах! Снег сойдёт, никто тебе уже её не поставит.

Уже в дверях я вдруг вспомнила:

– Он у меня в комнате спит. Спальник. А дедушку в Петькину поселили.

– Ничего. Поживёшь пока одна.

Дома было половинчатое веселье. Мама с Ладкой сидели на кухне, глаза у обеих красные, заплаканные. Ладка говорила:

– Я спрашиваю: «Жалобы есть? Голова не болит? Живот?» А он: «Ты хорошая. Как там у вас дела, в Крыму?» Пульс померила ему – так себе пульс, но у него возраст уже немаленький, давление не очень, конечно, но жить можно. Лёгкие не свистят. Можно жить, мама!

– Так он не умрёт? – спросила я. Мама с Ладкой вздрогнули, они меня не заметили.

– Организм работает, – сказала сестра, – тут ещё важно, как поведёт себя психика.

В большой комнате отец смотрел телевизор и жевал солёный огурец, прятал что-то за диваном – ну, понятно. А в Петькиной комнате сидели на кровати и веселились от души Петька и дедушка Витя.

Дедушка стучал Петьку по груди и говорил:

– Ну так что, пропьём тебя? А, паря?

– Ага! – отвечал брат и стучал по груди дедушке. – Как жизнь, дед?

– Ничего, парень. Как сам? – отвечал дедушка и снова ударял Петьку. Петька при этом здорово смеялся.

Я села рядом с ними на кровать. Запах старости ударил в нос. Теперь и наш дом пропитается этим запахом, никуда не скроешься. Спальник подошёл, подставил свою голову под руку дедушке.

– Спальник, – сказал дед. Конечно, этот пёс не забывается. Мелкий лизнул его в ладонь.

– Свадьба скоро у нас, – объяснил мне дедушка. – Вот, Петьку пропивать будем. А?

– Будем!

– Ботинки купишь мне, паря?

Откуда это взялось, вот это слово: «паря»?

– Куплю! – кричал и как будто даже подглатывал воздух Петька. – Лаковые куплю! Размер только скажи мне.

– Нет, – сказала я, мне тоже вдруг стало весело, – лаковые – прошлый век! Ты другие купи! Поищи уж!

– Другие куплю! Любые найду! А ты чтобы в них ходил, понял, дедуш! А то придумал: еле ходит! Ты брось это! Размер мне сообщи!

– Пса будешь выгуливать! – услышали мы голос Ладки. Они с мамой стояли в дверном проёме, толпились даже. – Прописываю тебе. Хотя бы раз в день.

– Да, папуль, Женьке некогда всё, тренировки. Ты уж возьми на себя.

– Чемпионка! – сказал дедушка и прикрыл глаза. – На свадьбе погуляем, да, паря? А как я любил её, Ладку свою.

И у него как-то опасно заслезились глаза. Мы вышли из комнаты, все, кроме мамы и Спальника. Это с дедушкой и раньше случалось: вдруг вспоминал нашу бабушку и плакал. Мама успокоила его и вышла. А Спальник не вышел, остался на вечер, а потом и на ночь. Понял как-то всё.

– Он что, скоро умрёт? – спросила я Ладку, потому что она студентка медакадемии, пусть отвечает теперь. Но только я не собираюсь верить, если она ответит плохое, не собираюсь. Ладка думала так долго, мне кажется, год, а на самом деле пять минут.

– Думаю, нет. Думаю, не скоро. Скоро – это сколько? Год у него ещё есть точно. Даже больше, думаю, два. Я не знаю. А вообще, как ещё психика себя проявит. Он просто устал один. Так я думаю.

23.

Елизавета, наша классная, была права: дедушке стало лучше, и даже гораздо быстрее, чем я думала. Через три дня он уже ходил по комнате, искал очки и требовал себе стол для переговоров с иностранными коллегами-машиностроителями. Через четыре – вышел на крыльцо, осмотрелся кругом, сложил ладони рупором, закричал:

– А валенки у вас протухли!

Правда, к вечеру от такого подвига у него заболело горло, и он пролежал в кровати полторы недели. Спальник преданно сидел рядом на полу, смотрел ему в лицо, лизал руки, тыкался носом в нос и глаза. Но и не отказывался выйти со мной на улицу.

В каникулы, когда дедушка спал, мы с Петькой только и делали, что гуляли со Спальником по железной дороге. Никакие проходимцы нам не попадались, и Спальник всё время оставался маленьким, не скрипел своими ушами. За каникулы я чуть получше стала понимать химию, потому что Петька мне её немного объяснил. То есть объяснил-то он мне весь курс, всё, что мы проходили, но поняла я только треть. Ещё он мне рассказывал про себя, свою семью, разные смешные случаи. На тренировку я шла одна, а возвращалась снова с Петькой, так что узнала много всего. Наверно, поэтому он не учится в нашей школе, иначе про его родителей уже все бы всё знали, а они ведь учителя.

– Ну что, пригодились газеты? Нашёл твой папа работу?

Газеты-то нам пригодились, но я поняла теперь, кто их приносил каждое утро. Надо же! Конечно, такая забота впечатляет, но как-то… Тут что-то не то. Не окрыляет она. Новое словечко нашего класса, только перед каникулами появилось: «окрылять».

На один Петькин турнир я не попала, тогда дома как раз были брат с сестрой. А вот на другой – пошла, мне повезло, что он был не в лесу, а в какой-то пожарной части. В лес я не поехала бы – некогда. Удивительно, конечно, как человека меняют доспехи. Вот только что был Петька Петькой, а натянул свою кольчугу, шлем, специальные перчатки-краги, взял в руки меч – и это уже не совсем Петька. Это какой-то, я извиняюсь, Петро. Какой-то Пётр-воитель! Какой-то завоеватель мира. Или уж его хранитель. Словом, совсем другой человек. Рядом стоят такие же отважные люди – в латах, кольчугах, кафтанах, с мечами, дубинками, посохами с набалдашниками. Болеют за них девчонки в длинных платьях, не просто длинных, а в таких, у которых подол по полу волочётся, рукава свисают. И вышивка серебряной нитью – у кого на плечах, у кого на груди. На головах полоски из ткани, не ободки, а какие-то другие. Интересно, конечно, даже красиво, но только для такого турнира, – по улице я не стала бы так ходить.

И так странно видеть всех этих людей в одежде под старину в обыкновенном спортивном зале с протёртым полом, шведской стенкой, с обыкновенными голубыми скамейками, которые есть во всех залах на всех соревнованиях. Сразиться Петро успел только с двумя соперниками, а в третьем бою один вояка в жёлтых латах так саданул мечом, что у Петьки немедленно пошла кровь. Ого! Оказалось, ему рассекли губу. Нижнюю. Никто не стал вызывать скорую помощь, ничего такого, соревнования продолжились, только Петьку уложили на лавочку, над ним склонился дядька в обыкновенной одежде, достал из своего дипломата медицинские инструменты, стал зашивать губу. Без наркоза! Я на месте Петьки не выдержала бы, наверно, грохнулась в обморок, а он ничего, не грохнулся. После операции вокруг него толпились человек пять девчонок, даже больше, я пробиться не могла. Врач не разрешил ему сражаться, пока всё не заживёт, и мы пошли домой. По дороге он молчал – ещё бы, как разговаривать с порванной губой. Из совсем маленьких уже сугробов я выкапывала последний чистый снег, заворачивала его в бумажные носовые платки и давала Петьке. Он прижимал снег к губе, и ему становилось полегче. В тот день не он провожал меня, а я его. До подъезда, не до квартиры, но на тренировку всё равно опоздала.