Голубой Марс - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон cтр.№ 117

В этот день, однако, он решил ограничиться Флорентином. Ветер дул с юга, и Сакс привязался к нему, заручившись помощью Бао при каждом изменении направления. Бо́льшую часть пути они молчали. Затем, чтобы завязать, наконец, беседу, Сакс заговорил о физике. Они стали говорить о том, каким образом струны составляли саму ткань пространства-времени, вместо того чтобы просто заменять точки в какой-нибудь абсолютной абстрактной сетке.

– Ты никогда не боялась, что вся работа в этой области, которая не поддается опытам, рухнет, как карточный домик? – поразмыслив, спросил Сакс. – Что ее сведет на нет какое-нибудь расхождение в числах или другая новая теория, которая окажется лучше или которую будет проще подтвердить?

– Нет, – ответила Бао. – То, что настолько красиво, не может не быть истиной.

– Хм, – произнес Сакс, глядя на нее. – Должен признать, мне для такого спокойствия понадобилось бы нечто более существенное. Нечто вроде эйнштейновой ртути – известного расхождения в ранней теории, которое решается благодаря более новой.

– Некоторые считают, что тут эту нишу заполняет недостающая теневая материя.

– Возможно.

Она рассмеялась и сказала:

– Вижу, тебе этого мало. Наверное, нужно что-то такое, что мы сможем сделать сами.

– Необязательно, – сказал Сакс. – Хотя это, конечно, было бы здорово. Я имею в виду, что-то убедительное. Если бы мы лучше это понимали, то могли бы им манипулировать. Как плазмами в термоядерном реакторе. – Он вспомнил об извечной проблеме одной из лабораторий в Да Винчи.

– Мы гораздо лучше бы их поняли, если бы ты смоделировал их, наложив на спиновые сети.

– Правда?

– Думаю, да.

Она закрыла глаза – словно пыталась прочитать ответы на внутренней стороне век. Ответы на все вопросы мира. Сакс почувствовал острый укол зависти… и утрату. Он всегда хотел иметь такую проницательность, какую видел сейчас, в лодке рядом с собой. Наблюдать за гениями всегда интересно.

– Ты думаешь, эта теория станет концом физики? – спросил он.

– О нет. Хотя мы и можем вывести главные принципы. То есть основные законы. Это возможно, да. Но тогда каждый вышестоящий уровень эмерджентности будет создавать собственные проблемы. Работа Танеева только слегка касается этой темы. Это похоже на шахматы: мы можем знать все правила, но все равно не будем хорошо играть из-за эмерджентных свойств. Например, из-за того, что фигуры становятся сильнее, когда выходят на середину доски. В правилах этого нет, но это вытекает из всех правил, вместе взятых.

– Как с погодой.

– Да. Мы уже понимаем в атомах больше, чем в погоде. Взаимодействия элементов слишком сложны, чтобы в них разобраться.

– Это голономия. Изучение целых систем.

– Но пока это не более чем домыслы. Если повезет, станет началом новой науки.

– Как и плазмы?

– Нет, те гомогенны. Зависят только от немногих факторов, поэтому поддаются анализу через спиновые сети.

– Тебе стоит поговорить об этом с термоядерщиками.

– Думаешь? – она удивилась.

– Да.

Затем обрушился сильный ветер, и следующие несколько минут они следили за поведением лодки, за тем, как надувались паруса, пока Сакс их не поднял, чтобы поплыть навстречу укрепляющемуся бризу, к самому солнцу. Свет играл на тонких черных волосах Бао, собранных сзади. А дальше лежали прибрежные скалы Да Винчи. Сети, трепещущие под прикосновением солнца… Нет, он не мог их видеть, ни открытыми глазами, ни закрытыми.

– Ты когда-нибудь задумывалась о своем значении? – спросил он осторожно. – Что ты одна из первых великих женщин-математиков?

Она посмотрела на него удивленно, а затем отвернулась. Он понял, что она об этом уже думала.

– Атомы в плазме движутся по принципам, которые также представляют собой крупные фракталы спиновых сетей, – проговорила она.

Сакс кивнул и задал еще несколько вопросов об этом. Казалось, она сумеет помочь термоядерщикам Да Винчи с проблемами, которые у них возникали при создании легковесного термоядерного двигателя.

– Ты когда-нибудь работала в инженерном деле? Или занималась физикой?

– Я физик, – оскорбленно ответила она.

– Ну, физик-математик. Я сейчас об инженерной работе.

– Физика – это физика.

– Верно.

Он надавил на нее еще лишь раз – теперь косвенно.

– Когда ты впервые занялась математикой?

– В четыре года мама дала мне квадратные уравнения и всякие математические игры. Она работала в статистике и очень все это любила.

– А школы в Дорсе Бревиа…

Она пожала плечами.

– Они неплохие. О математике я в основном читала и переписывалась с кафедрой в Сабиси.

– Понятно.

И они вернулись к разговору о свежих результатах из ЦЕРН ^[31], о погоде, о способности лодки четко придерживаться направления при ветре. А на следующей неделе она снова вышла с ним – на этот раз на прогулку по береговым скалам полуострова. Он с большим удовольствием показал ей тундру. А спустя какое-то время ей постепенно удалось убедить Сакса в том, что они, вероятно, подбирались к пониманию того, что происходит на уровне Планка. Он подумал, что это в самом деле поразительно – интуитивно постичь этот уровень, а затем строить предположения и выводы, необходимые для того, чтобы понять его в деталях, создать очень сложную и сильную физическую картину области, которая так мала и лежит далеко за пределами восприятия. Это ввергало в трепет. Ткань реальности. Хотя они оба считали, что, как и в случаях с более ранними теориями, многие важные вопросы оставались без ответа, это неизбежно. Так что они могли лежать в траве на солнце, бок о бок, и разглядывать лепестки тундровых цветов – так же, как это делать мог кто угодно другой, – и неважно, что происходило на уровне Планка, у них было лишь здесь и сейчас, где лепестки светились на солнце голубым цветом, наполненные какой-то таинственной, приковывающей внимание силой.

Лежа в траве, он понял, как сильно таял вечномерзлый грунт. И оттаявшая масса оставалась поверх подпочвенного, все еще мерзлого слоя, отчего поверхность была подмокшей и вязковатой. Когда Сакс встал, его спина мгновенно охладилась под бризом. Он вытянул руки к свету. Дождь из фотонов, колеблющихся в спиновых сетях.

Возвращаясь к марсоходу, он рассказал Бао, что во многих регионах выход тепла атомных электростанций направлялся по капиллярным галереям в вечномерзлые грунты. Это вызывало проблемы в некоторых влажных областях, где поверхность чересчур насыщалась водой. Иными словами, земля таяла. Быстро превращалась в болото. И при этом – весьма активный биом. Правда, Красные были против. Но бо́льшая часть земли, подверженной воздействию этого таяния, все равно находилась на дне Северного моря. А те немногие участки, что оставались на суше, расценивались как болота и марши.