– Проклятие! – рухнув обратно в кресло, ударила кулаками о стол женщина. – Что случилось с моей семьей?! Никто не хочет защищать собственную землю! Сварожичи боятся битвы, боятся пролить кровь врага, вторгшегося в наши пределы! Меня бросили одну!
– А еще храбрый Один сманил с собою самых опытных и ярых бойцов, – вздохнул сидящий чуть ниже за опустевшим столом рыжебородый крепыш, в котором Матвей без труда узнал великого Перуна. – Я так мыслю, полсотни ратников наскрести все же можно, коли стражи лишней не оставлять.
Богиня успеха и богатства схватилась за голову и чуть не завыла от полного бессилия.
– Мне кажется, я знаю, как поправить положение! – подошел ближе к столу бог-технолог.
– Кто? Ты? – могучая Макошь опустила руки. – Тебе-то что по силам, великий Матвей?
– У вас у всех есть с собой ножи? – молодой человек окинул взглядом собравшихся богов. – Достаньте их, пожалуйста, и положите на стол лезвиями вверх.
Гости переглянулись и послушались. На толстую дубовую столешницу легло три железных ножа, три кремниевых, один бронзовый. Перун, ухмыльнувшись, выложил перед собой железный топор.
Матвей спорить не стал. Он просто развернул сверток с мечом, взвесил его в руке, наслаждаясь легкостью и балансировкой непобедимой послушной стали и прошел вдоль стола, с широкого замаха рубя выложенное на него оружие. Топор он рубанул трижды, оставив на лезвии три зарубки в два пальца глубиной, а третьим ударом вовсе отсек топорище чуть ниже обуха.
И бросил клинок на стол.
– Что это?.. – взял полосу рыжебородый Перун, присмотрелся, и глаза его, округлившись, полезли на лоб от изумления, громовержец вскочил, даже подпрыгнул и завопил: – Ни одной зазубринки! Ни единой вмятинки! А-а-а! Железо рубит, медь рубит, дерево рубит! Все рубит! Сколько хочешь рубит! И не тупится. А-а-а! Да с таким ножом я один против сотни готов сразиться, и выживут лишь удравшие! Великий Матвей, о небеса, да ты истинный чудодей!
– Это называется не «нож», – широко ухмыльнувшись, поправил его помощник Сварога. – Это называется «меч»!
Матвей подошел к хозяйке, достал из поясной сумки короткий клинок, резко ударил, всадив в столешницу по самую рукоять, раскачал, вынул, задрал рукав, провел лезвием по верхней стороне запястья, а затем сдул сбритые волосинки, демонстрируя неповрежденную остроту, перехватил оружие двумя руками и протянул женщине:
– Я обещал сделать тебе настоящий нож, великая Макошь? Так возьми его. Я исполнил свое обязательство.
Богиня точно так же, двумя руками, приняла подарок, провела пальцами по светло-коричневой стали и покачала головой:
– Как же я ошибалась, великий Матвей! Оказывается, величайший из существующих в мире чародеев – это ты! Теперь я понимаю, почему сокол премудрого Волоса избрал именно тебя из всех живущих на свете сварожичей. Ты есть истинный потомок нашего отца!
– Благодарю тебя, всемогущая. – Сердце молодого человека заколотилось от искренней похвалы богини, а восхищение прочих богов и вовсе бросило его в жар.
– Сколько мечей ты можешь сделать? – тут же перешла к делу властительница Вологды.
– Если великий Сварог станет мне помогать, то по два меча в три дня, – ответил Матвей.
– Начинайте немедленно! – поднявшись, потребовала богиня. – Одарим зарвавшихся скифов полезным уроком! Глядишь, и отучатся лазить в чужие пределы.
Часть вторая. Бремя богов
Карачуньи дни
Несмотря на трескучий мороз, скифы набросали в самом центре торговой площади Смоленска, подальше от домов и навесов, изрядную охапку хвороста, залили ее горячим, растопленным бараньим жиром и разошлись, ежась и ругаясь на холод. Закутанная в длинную беличью накидку, спрятав лицо за перехлестнутыми вперед длинными наушами волчьего треуха, великая Ящера медленно доковыляла до кострища, запалила от лампады пучок травы, сунула под хворост.
Пламя опустилось и притихло, словно в испуге, подумало – и вдруг взревело, с треском и воем разбежалось по сухим веткам. Пожрав жир, оно прыгнуло на высоту человеческого роста, снова присело и загудело, прочно рассевшись по сучьям. Костер некоторое время просто горел, затем чуть раздался в стороны, прихватывая осыпающиеся кончики самых длинных хворостин. Мерно задрожал, превращаясь в сплошную огненную стену.
Скифы преклонили колено, опуская голову, любопытные смоляне раздались в стороны, вжимаясь в стены домов, а из стены огня медленно вышла зеленоглазая женщина с чуть вытянутым правильным лицом. Голову пришелицы накрывал капюшон, из-под которого выбивалось наружу лишь несколько прядей золотистых волос, на плечах лежал скромный волчий плащ, каковой вполне мог принадлежать изгнанному из родных мест жалкому никчемному бродяге, внизу широко в стороны расходились пышные юбки из крашенной черничным соком замши.
Однако, как бы ни пыталась праматерь скифов скрыть свой облик – обитатели Смоленска с легкостью догадались, кто именно навестил их город, и громко зашептали:
– Табити, Табити! Это змееногая Табити, – почтительно склоняясь перед женщиной.
Разумеется, гостья была богиней степняков, захвативших славянский город. Разумеется, она принадлежала другому роду. Но она была богиней! А покровительство двух великих богов всегда лучше, нежели одного. Пусть даже эти боги и враждуют.
– Наконец-то, матушка! – протянула руку к женщине Ящера. – Помоги, Орей ранен! Он заслонил меня собой, славяне истыкали его стрелами!
– Проводи меня домой, – взяв дочку за руку, попросила гостья.
Колченогая девушка медленно двинулась к хоромам покровителя города, стала подниматься на крыльцо. Юбка ее матери приподнялась сзади, и всем стали видны бесчисленные змеиные головы, которыми гостья опирается на ступени.
– Табити, Табити… – зашептались смоляне. – Змеи вместо ног…
– Кажется, они не испугались, – с явным облегчением прошептала гостья.
– Мой муж, матушка! – перебила ее Ящера. – Он умирает!
– Твой муж бог, – возразила праматерь скифов. – Если бога не удалось убить, он поправится.
– Но в него попало почти десять стрел!
– Веди, – вздохнула гостья.
– Сюда, матушка! Наверх! У славян самые теплые горницы наверху.
Вскоре они вошли в комнату, освещенную нескольким свечами и пятью масляными лампами. Пол выстилали ковры, стены закрывала коричневая кошма, потолок был выровнен и побелен. Возле одной из стен, на устланным овчинами возвышении, лежал под беличьим покрывалом крепкий телом веснушчатый кареглазый парень.
– Рад видеть тебя, матушка, – улыбнулся он.
– Однако ты зело румян для болящего.
– Ящера преувеличивает, – покачал парень головой. – Я совершенно здоров!
– Да он не дышал совсем, мама! – возмущенно крикнула девушка. – Когда я его привезла, он и встать не мог! Вчера его от стены к стене качало, когда выйти попытался!