— Да уж говорите, Сергей Никитич, говорите!
— Костюмчик на тебе, извини, с виду высший сорт, а на деле — дерьмо в целлофане. Такие костюмы только за границей морякам дальнего плавания умеют сбывать. Ясно?
— Ясно вижу! — сказал восхищенно Фролов. Нет, он не мог обижаться на Агеева! — Все как по нотам прочитали. Костюмчик, верно, не наше «метро», его мне в Финляндии сосватали, когда мы там на ремонте стояли… Ну, товарищ мичман, жалко, времени больше нет, хочу по городу подрейфовать. Значит, говорите, будем встречаться?
— Значит, будем, — потряс его руку Агеев. — Идите, развлекайтесь.
Фролов хотел сказать еще что-то, но мичман уже шагал к порту.
— Сергей Никитич! — окликнул Фролов.
Агеев обернулся. Солнце, скрывавшееся за домами, светило ему в спину, ясными контурами обрисовывало высокий, устойчивый силуэт.
— А вы говорите — не нужно было вам по той линии идти… С проницательностью вашей… Ну ладно, ладно, не хмурьтесь… Вас да капитана Людова — весь флот прирожденными разведчиками считал. С капитаном-то не встречаетесь больше?
— После Дня Победы не встречался, — задумчиво произнес Агеев. — Думаю, скорей всего демобилизовался капитан. Часто он нам говорил: я, дескать, научный работник, лишь окончится война — засяду снова в своем институте. Книжку он по философии писал, война ему помешала. И наружность, помнишь, у него не очень боевая — щуплый, в очках, — с нежностью улыбнулся мичман.
— Щуплый, щуплый, — тоже заулыбался Фролов, — а помню, рассказывали вы, как он с разведчиками в тыл к фашистам ходил, не раз и не два. Своими руками взорвал завод у Чайкина Клюва.
— Я тебе говорил — на войне каждый русский человек воином был! А капитан Людов, старый партиец, нам пример подавал. Был комиссаром разведчиков, а как погиб командир в операции у Западной Лицы, пришлось ему командование отрядом принять. Так до конца войны нашим командиром капитан Людов и остался… Ладно, о прошлом вспоминать — дотемна простоять можно!
Он решительно протянул руку Фролову. Тот снова ответил долгим пожатием.
— Хочу еще разок сказать вам, Сергей Никитич, — очень я рад, что вас встретил!
— И я рад, друг, — с большой теплотой сказал мичман. — Только вот, еще раз скажу — лишнего не болтай. В городе всякий народ есть. То ли с девушками, то ли с кем из вольных — о корабельных делах, о том, куда скоро пойдете, — молчок. О бдительности помни.
Приложил руку к фуражке, зашагал в сторону порта своей быстрой и мягкой походкой.
Он шел и хмурился и улыбался одновременно, перебирая в памяти разговор с Фроловым. Прежние воспоминания нахлынули на него. Сопки, разведчики, боевая, полная приключений жизнь. Нет, он не жалел об этих, канувших в прошлое днях.
Куда дороже сегодняшняя морская работа. Счастливый труд отвоеван в боях. Приятно сознавать, что ты, моряк военного флота, стоишь на страже этого мирного труда, сам трудишься для процветания великой морокой державы.
Душу радуют высокие нарядные корабли на рейдах и у широких бревенчатых стенок. Стройный рангоут, лес окруженных легкими фалами мачт. Запах дыма и мазута плывет от палуб и труб, запах свежей рыбы — от широких влажных рыбачьих сетей, растянутых на пристанях и над бортами для сушки.
Хорошо выйти на верхнюю палубу ночью, когда весь рейд заполнен колыханием белых якорных и разноцветных отличительных огней, трепещущих в чернолаковой зыби. Пробежать по палубе утром, когда над морской прохладой всплывает неяркое еще солнце, слышатся приглушенные расстоянием слова команд, перекличка рыбаков и грузчиков у кораблей, уходящих в дальние рейсы.
Высокие, кренящиеся от быстрого хода парусники и грузные, закопченные буксиры движутся среди могучих боевых кораблей — готовых к выходу в море красавцев.
И когда тяжелые волны начинают с размаху бить в борт и ветер брызжет в лицо освежающей пеной, так приятно выбраться из жаркого кубрика на омытый океанскими волнами шкафут…
Вот и сейчас надвигаются — поход через два океана, новые страны и люди, жизнь в открытом море, любезная сердцу советского моряка. Велика гордость представителя необъятной морской державы!
Мичман вышел к линии обнесенных высокой оградой бассейнов — водяных излучин, глубоко вдавшихся в сушу. На глади этих излучин зыбко отражались борта и трубы кораблей. Дальше вздымалась тускнеющая синева рейда.
Он свернул в раскрытые ворота. Мимо моряка-часового, проверившего его пропуск, вышел на стенку, зашагал вдоль корабельных бортов, между ящиков и тюков, приготовленных к погрузке.
По краю стенки прохаживался средних лет офицер в белом кителе, с кортиком у бедра. Офицер был тучен и высок, длинная пушистая борода падала на выпуклую грудь. Все на нем переливалось и блестело: золотые погоны на плечах, отделка кортика, начищенные, как зеркало, ботинки. Под лаковым козырьком фуражки, окаймленным орнаментом из бронзовых листьев, круглились выпуклые, добродушные глаза.
— На док, мичман? — взглянул на Агеева начальник экспедиции Сливин.
— Так точно, товарищ капитан первого ранга.
— Сейчас подойдет мой катер… Сегодня переношу свой флаг на «Прончищев» — там будет штаб экспедиции… Что так рано с берега? На увольнении были?
— Не рано, погулял в самый раз.
— Добро. Подброшу вас на док.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
Агеев почтительно отошел. Скользнул взглядом по лицу смуглого худощавого матроса, ждавшего поодаль, возле чемодана и шинели, затянутой в ремни. У матроса был грустно-озабоченный вид. Приветствуя мичмана, он приложил руку к бескозырке. Потом шагнул вперед, в сторону старшего офицера.
— Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться. Может быть, и меня прихватите?
— Вы тоже на док?
— Нет, на «Прончищев». Старший матрос Жуков, направлен в распоряжение начальника экспедиции.
— Пойдете со мной… Сигнальщик Жуков? — Сливин улыбнулся. — Капитан-лейтенант Бубекин дал о вас хороший отзыв. А что вы хмурый такой? К нам переходить не хотели?
— Голова что-то болит.
— Ничего, в море пройдет. Вы, я слышал, на шлюпке ходить мастер.
— Люблю шлюпочное дело…
От борта далекого ледокола отделился катер, пошел в их сторону, вздымая пенный бурун.
Он огибал огромное, странной формы сооружение, как квадратный остров, легшее посреди рейда.
Плавучий док был похож на костяк многоэтажного дома, перенесенный на воду с суши.
Над железными понтонами его стапель-палубы взлетали две боковые узкие башни, соединенные наверху ажурным стальным мостом. Крошечная фигурка сигнальщика чернела на вершине одной из башен, у флага, вьющегося на невидимом издали флагштоке. На башнях горбились силуэты электролебедок и кранов.
Катер подходил к стенке. Жуков поднял чемодан и и шинель. Чувствовал себя неловко под устремленным на него взглядом высокого мичмана.