Я… я так перепугалась, думала, ты его… поссорились и… Алка,
хуже, чем я сама себя наказала, меня уже никто не накажет Хочешь, сообщу в
милицию. Я собиралась, честно… Хочешь, позвоню сейчас?
— Не хочу, — помолчав, ответила я. — Держи
язык за зубами. — Я тяжело поднялась и направилась к двери.
— Подожди… поговори со мной.
— Извини, мне домой надо.
— Алка…
— Извини, — повторила я. — Все нормально. Я
позвоню. Попозже. — И торопливо вышла из квартиры.
Ольга хотела шантажировать Акимова. Глупость невероятная, но
таковы были ее намерения. Вот новость, так новость… Оставим в стороне мораль,
сейчас не до этого. Ольга поступила по-свински, но она его не убивала. Я знаю,
как у Акимова оказались ключи, я знаю, кто написал записку, но это не дает ответа
на главный вопрос: кто его убил? Считать убийство заказным теперь вовсе глупо.
Предположим, за Акимовым следили, но ведь киллер не мог знать, что в квартире
Акимов будет один. И почему Валера открыл дверь незнакомому человеку, находясь
в чужой квартире? Чем больше я об этом думаю, тем невероятнее мне кажется его
поступок. А почему, собственно, он должен был кого-то бояться? Меня в этом доме
не знают, и мужчина в моей квартире никого не удивит, а на физиономии Акимова
не написано, что он первый заместитель прокурора области, к тому же женат.
Скорее он не открыл бы как раз человеку, которого знает, например, жене. Она
могла позвонить и спрятаться, а когда он открыл дверь, ворвалась квартиру… Если
все так просто, почему ее до сих пор не арестовали?
Я вернулась домой, Олег уже закончил работу и вскоре уехал.
Неприкаянно прослонявшись по квартире часа полтора, я заставила себя заняться
делом и для начала повесила шторы. Выпила кофе. Взглянула на часы, извлекла
справочник и принялась названивать в почтовые отделения, каждый раз говоря одно
и тоже: “Телегину Лену позовите, пожалуйста”. Фамилию соседки я узнала, когда
милиционеры составляли протокол. “Вы куда звоните?” — четырежды ответили мне.
На пятый раз мне повезло.
— Кто ее спрашивает? — уточнил женский голос, в
котором слышалась растерянность.
— Подруга.
— Знаете, с Леной случилось несчастье. Вы позвоните ее
тетке.
Я поблагодарила, выписала адрес, по которому находится
данное почтовое отделение, и пошла за своей машиной.
На почте было довольно многолюдно, возле четырех окошек
собралась очередь. В такой суматохе отвечать на мои вопросы никто не будет.
Слева я заметила дверь с табличкой “Служба доставки”, толкнула ее и осторожно
заглянула в помещение: письменные столы и ни души. Я позвала громко:
— Извините, есть кто-нибудь? — Из-за ширмы в углу
показалась девушка, я сразу же ее узнала, это она разыскивала Лену. —
Здравствуйте, — обрадовалась я.
— Здравствуйте, — неохотно откликнулась
девушка. — По всем вопросам завтра, с восьми утра. Сегодня уже закрыто.
— Вы меня не помните? — улыбнулась я.
— Нет, — вроде бы удивилась девушка.
— Вы к Лене приходили, Телегиной. Я ее соседка.
— А… Значит, вы про Ленку слышали? Вены перерезала… вот
дура.
— Я, собственно, из-за этого и приехала.
— Из-за этого? — Девушка выглядела растерянной, а
я торопливо заговорила:
— Если ваш рабочий день закончился, я могу вас подвезти
на машине, заодно и поговорим.
— Ладно, — кивнула она. — Сейчас оденусь. Вас
как зовут-то?
— Алла.
— А меня Вика. Я сейчас… минут пять.
Я кивнула и вышла из комнаты, решив дожидаться ее на улице.
Вика появилась через десять минут.
— Ваша машина? — спросила она, ткнув пальцем в
“Жигули”. — А у моих предков “Запорожец”. Кошмар. Лучше пешком ходить. Вы
меня правда отвезете? Я в Березках живу, у самого элеватора. Добираться с
пересадками, такая морока.
— Конечно, отвезу, — улыбнулась я. Мы устроились в
машине, Вика закурила, а я спросила немного заискивающе:
— Вы не очень торопитесь?
— Куда торопиться-то… Парня у меня нет. Дома мать с
отцом, ругаются, наверное… телик надоел…
— Я с вами хотела поговорить о Лене.
— Зачем? — удивилась она.
— Я журналист, а здесь такая история…
— Ленка чокнутая была. Не скажешь, что совсем дура, но
и на умную не похожа. Ущербная, одним словом. И врушка. Верить ей совершенно
нельзя. Такое нагородит… У нас сегодня из милиции были, всех расспрашивали,
Константиновна, заведующая наша, то сказала: чуяло мое сердце, этим и кончится.
Она, Ленка то есть, один раз газеты потеряла. Как умудрилась, загадка, хотя она
всегда на ходу спала. Ну вот, потеряла газеты, бежит на почту и орет как
чумовая: делайте со мной, что хотите. Константиновна ей: как же так, Лена,
внимательнее надо быть. А она в ответ: я утоплюсь. Ну не дура ли? Из-за газет
топиться. Газеты нашлись, на скамейке лежали, бабка какая-то принесла,
свистнули-то всего пару штук. А Ленка валерьянку глотала, губы белые, и все
бормочет: я утоплюсь. Говорю, чокнутая…
— Она здесь с кем-нибудь дружила?
— Нет. У нас все пожилые. Из молодежи только я да
Ленка, но разговаривать с ней невозможно, у нее крыша ехала, заведет
какую-нибудь бодягу… особенно когда в свою церковь записалась.
— В какую церковь? — насторожилась я.
— Черт ее знает. Как-то называется чудно… Библия…
— “Общество любителей Библии”? — подсказала я.
— Вроде. Является однажды на работу и давай нам тут
проповедовать. Константиновна не выдержала и сказала: прекрати, Лена. А она ей:
вам спасаться надо… Прикиньте. Константиновна у нас за словом в карман не
полезет, ты, говорит, Лена, спасайся, только молча, у нас здесь, говорит, не
церковь, а почтовое отделение. Твое дело корреспонденцию разносить, а спасаться
будешь в свободное от работы время.
— Давно она начала посещать это общество?
— Весной. Достала всех. А потом совсем сбрендила, стала
такую чушь пороть. Кто-то ее изнасиловал. Ну, всякое, конечно, бывает, так с
этим в милицию надо, а она нам целыми днями про изнасилование талдычит. Мы ей:
в милицию иди, а она: он дьявол.
— А почему вы решили, что все это она выдумала? —
осторожно спросила я. — Вдруг ее действительно кто-то изнасиловал?