– Слышал, шеф Мэтселл вроде бы хочет переговорить с вами наедине, – сообщил он.
– Спасибо. О чем именно?
– Мы прямо все так вами гордились, видя, как быстро человек поднимается по служебной лестнице, легко достигает таких чинов… да, кстати, а в каком вы чине? – Губы его скривились в усмешке. – Но всему этому сейчас, видно, приходит конец. Жаль, конечно. Иногда яркие вспышки пламени говорят о том, что горючее на исходе. Но уверен, такой красивый парень, как вы, быстро найдет себе другую работу.
Я задержался на секунду, окинул его удивленным взглядом. Было очевидно: этот человек меня ненавидит. Прежде мне и в голову не приходило, что другие полицейские могут завидовать моему маленькому кабинету и тому, что я не выхожу патрулировать улицы.
Мне нечего было ему сказать. Я кивнул и направился к кабинету Мэтселла. Строчки из письма Мерси все еще вертелись в голове, точно обрывки ночного вальса на следующее утро после бала, но сейчас уцелевшие обломки поэзии смешивались с более насущными заботами. Мимо пролетал коридор за коридором; все эти бесчувственные каменные пространства были слишком широки и слишком высоки для человека, и он чувствовал себя здесь крайне неуютно. И вот наконец я постучал в дверь с огромной медной табличкой, гласившей; «ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН МЭТСЕЛЛ: ШЕФ ГОРОДСКОЙ ПОЛИЦИИ НЬЮ-ЙОРКА».
– Войдите.
Я вошел. Осторожно так, даже робко. В камине весело пылал огонь, и я протянул к нему руки. Мне почему-то всегда нравился кабинет Мэтселла – отсутствие стопок бумаг на столе, портрет его знаменитого тезки на стене, разного рода скандальное чтиво на книжных полках. Брошюры о репродуктивной способности женщин, о смертной казни, о подпольном криминальном мире, обо всех ныне не слишком модных вещах. В интеллектуальном плане наш шеф был всеяден. У него был еще один кабинет, в здании городского совета, но эта берлога в Гробницах подходила ему больше. Особенно аккуратные и ярко освещенные ряды научных журналов на полке у огромного окна.
Сам шеф Мэтселл сидел за столом и вписывал что-то новое в свой словарь. То был любительский проект, однако весьма полезный. Брызгальный лексикон с переводом и объяснением его причуд. И выясняется, что «выколи глаз» означает тусклый свет или незажженный фонарь, а «братец-затычка» – это пивовар, ну и так далее. Этот словарь у него предназначался для новичков-полицейских. Для тех, кто может схлопотать нож в горло при встрече с мертвыми кроликами. Но какая-то часть меня внутренне восставала против этой затеи. По возможности человек должен избегать тем и словечек, которые в пустой болтовне употребляли Валентайн и другие любители и знатоки жаргона… ну, скажите, разве я не прав?
– Вы должны объяснить мне несколько вещей, мистер Уайлд. Со всей прямотой и честностью, в противном случае глубоко пожалеете. Сядьте.
Я не стал разевать варежку и сел. Пытаться опередить Мэтселла в разговоре равносильно тому, что засунуть себе в глотку шампур и ждать, когда тебя начнут поджаривать на медленном огне. А потом поднял глаза и увидел отчетливо и ясно: шеф словно считывает меня. Обегает глазами одежду, руки, ботинки, лицо, словом, всего меня. Тот факт, что он даже не озаботился скрыть свое любопытство от того, кто, несомненно, сразу же это заметит, заставил меня слегка занервничать.
– Вы нашли пропавшую картину, – начал он. – В полицейское управление пришло благодарственное письмо. А стало быть, вы и мистер Пист тоже, насколько я понимаю, получили щедрое вознаграждение.
– Да, расследование прошло довольно успешно, – несколько смущенно ответил я.
– Гм. Возможно, вы просто забыли о том, что я также просил вас арестовать совершившего преступление.
Тут я призадумался. У меня не было заранее подготовленного плана, и теперь светила перспектива как-то сблефовать в игре, когда на руках у тебя три слабые карты. Что же касается шефа, то, судя по всему, мне скоро предстоит взглянуть в глаза разъяренному кабану.
– Да, припоминаю, – извиняющимся тоном протянул я, а сам судорожно пытался выдумать историю, любую, но достаточно убедительную и совсем не похожую на ту, что произошла в реальности. – Просто попросил бы вас подумать о того сорта людях, что могли тогда оказаться в особняке Миллингтонов. Людях, которые прожили слишком короткую жизнь, чтобы накопить тайные долги. Думаю, не слишком хорошая идея арестовывать такого человека. Даже если б то была ценная фигура для партии, а сама ситуация – управляема.
Он снова ожег меня взглядом. И в этом пронзительном царапающем взгляде светились одобрительные искорки. Но, возможно, мне просто показалось.
– Не собираюсь кушать все это дерьмо, которым вы пытаетесь тут меня накормить, – буркнул он.
Я бы тоже не стал, если честно. Но прежде мне никогда не приходилось лгать шефу Мэтселлу. Так что можно и попробовать, хоть раз.
– Назовите хотя бы одну причину, по которой я должен верить, что вы не покрываете преступника, мистер Уайлд.
– У вас нет никаких причин доверять мне, о которых вы бы уже не знали, сэр, – тихо ответил я.
Шеф понимал, о чем это я. Он видел те девятнадцать маленьких тел в лесу и придерживался здесь той же позиции, что и я. Он знал, на что способна Шелковая Марш. В отличие от многих наших, он знал, какая поистине дьявольская личина прячется за сливочной кожей этой дамочки. Он знал все мои глубоко потаенные секреты. Другой человек на его месте просто вышвырнул бы меня вон, но Мэтселл понимал, что такой подход не годится, какое бы раздражение ни вызывал я сейчас у него. Он поднял глаза на Джорджа Вашингтона, словно хотел зарядиться уверенностью и силой от этого великого человека, потом откинулся на спинку огромного кресла.
Да, оно действительно было огромным. А сам шеф являл собой реинкарнацию большого ученого слона.
– Ладно. К черту Миллингтонов. Второй вопрос куда как хуже, – заметил шеф, и глаза его сверкнули. – Действительно ли вы ворвались на частную территорию прошлой ночью и нанесли физические увечья ее владельцам, отобрали у них оружие, а затем сбежали вместе с их собственностью?
За всю свою недолгую карьеру полицейского мне не раз наносили удар под дых, но этот угодил прямо в челюсть.
– Ничего такого…
– Я спрашиваю потому, что два эти предпринимателя – у одного, кстати, сломано запястье – явились ко мне сегодня, прямо с утра. И утверждают, что похищенной у них собственностью являются два беглых раба, что вы нанесли им физический, моральный и материальный урон, а потому они требуют вашего увольнения.
– Понимаю, – ответил я. Но про себя подумал о куда более красноречивом ответе.
– Так вы понимаете, о чем я? И этот сценарий выглядит знакомым, не так ли?
– Да, и я готов все объяснить, сэр. Только скажите, а они не называли кого-то еще, заслуживающего увольнения?
– Называли, – холодно ответил он. – Еще двух полицейских. Но я счел эти претензии необоснованными, потому как убежден: вы действовали в одиночку. Может, стоит выяснить, были ли у вас сообщники?