– А как, черт побери, в раковине появляется жемчужина? – вдруг задал вопрос Валентайн, не сводя глаз с перламутрового набалдашника своей трости. – Можете называть меня башкой, но никак в толк не возьму… Похоже, она родится из света и морской воды. Но разве такое возможно?
Ни у кого не было ответа на этот вопрос. А уж у меня – тем паче.
Длинный Люк хмыкнул – смех у него походил на лай, – а глаза продолжали перебегать с одного на другого незваного гостя.
– Чего это с ним, а?
– Он человек науки, – выпалил я.
– Скажите, вы двое заходили сегодня в дом на Уэст Бродвей, чтобы похитить двух беглых рабов? – спросил мистер Пист, чем вернул нас к цели визита. Я был готов расцеловать моего уродливого лунатика. – Женщину и ребенка семи лет?
– Так вам эти черномазые сказали? – заметил Варкер. Прежде он стоял возле двери, но теперь подошел поближе. – На вашем месте я бы крепко подумал, прежде чем выслушивать от них разные глупости. Сроду не видывал лжеца, подобного свободному негру, настоящему мастеру по всяким лживым байкам. А даже если и так, что с того? Из-за чего весь этот шум и гам? Разве можно винить человека за то, что он хочет вернуть утраченную собственность, а? Или же нас, людей, которые по-доброму относятся к нарушителям закона и помогают им вернуться домой?
Джулиус сделал шаг и встал рядом со мной. И я был благодарен ему за это. Понял, сейчас он подберет правильные слова, скажет то, что я никак не осмеливался вымолвить.
– Ну, хватит. Через эту дверь в заднюю часть лавки, – выпалил он, решительно выдвинув подбородок. – Там их и найдем.
– Если даже там кто-то и есть, вы не имеете никакого законного права вторгаться на частную территорию, – заявил Варкер и все улыбался, улыбался, улыбался. – А ты следил бы за своим длинным языком, парень, пока тебе его маленько не укоротили, понял?
Я был уверен: вот сейчас, в эту секунду и разразится сущий ад. Но ничего подобного не случилось. Я ошибался.
До сих пор беседа между мужчинами, ненавидящими друг друга, протекала вполне мирно, и я не заметил, как Варкер потихоньку скользнул к столу. А следовало бы заметить. Одновременно мой брат, стоявший у меня за спиной, перестал изучать удивительные способности моллюсков и начал продвигаться вперед. Если б я верно прочел хотя бы одну из этих подсказок, то не слишком удивился бы тому, что произошло дальше.
Вряд ли кто-либо мог бы заметить, как Варкер выдвинул ящик письменного стола, как рука его скользнула внутрь и вынырнула с «кольтом». Но взгляд мой надолго на нем не задержался. Потому что трость Валентайна уже описывала широкую дугу прямо у него над головой.
Трость угодила Варкеру по наружной стороне запястья, послышался хруст тонкой сломанной косточки.
Через долю секунды Варкер взвыл и с грохотом упал на пол. Он побледнел, панически ловя ртом воздух, и ужас его был вполне оправдан. Потому как Валентайн придавил его сломанную руку к столу все той же тростью и придерживал ее за концы широкими своими ладонями.
Я и ахнуть не успел – как, впрочем, и все остальные наши, – а Длинный Люк в испуге отпрянул. И винить его за это я не мог. Плача и причитая, Варкер поднял глаза на Вала и сделал робкую попытку высвободить руку.
А затем снова хрустнула кость, и он дико взвизгнул. Тошнота подкатила у меня к горлу.
Оказывается, мой Валентайн – браток пыльный.
– Я не с визитом вежливости сюда пришел, – небрежным тоном заметил Вал. – И, черт побери, вовсе не собирался прибегать к таким мерам, даже и помыслить не мог, что придется. Так что лучше говори, что за игру замыслил и что может помешать мне поступить как варвару и сломать тебе лапу окончательно и без всяких предупреждений?
На толстой физиономии Варкера выступил липкий пот. Улыбка исчезла, обнажив то, что прежде крылось под ней: всепоглощающий дикий ужас.
– Никакой игры, – пролепетал он. – Просто боялся за свою жизнь, и я… не имел в виду ничего такого, сэр. Пожалуйста, отпустите мою…
– Только после того, как ты поведаешь мне, где тут у вас потаенные ходы и пещеры, где тут у вас усмиряют самых непокорных и как потом позволяют реке доделать остальное. Что, разве никогда не задумывался о своем бизнесе в этом плане, а? Так успокой нас на этот счет, а дальше можешь якшаться хоть с самим дьяволом!
– Нет, нет, что вы, как джентльмен…
– Джентльмен? Нет, вы слышали? Говорит, что он джентльмен. А тебе известно, что лично я думаю о работорговцах?
Теперь уже улыбался Валентайн. И то была жутковатая улыбка, ничуть не похожая на трусливую ухмылку Варкера. А тот молчал. Наверное, просто утратил дар речи.
– Лично я считаю, это люди, которые, собравшись вместе, не могут наскрести достаточно монет, чтобы трахнуть свою собственную мамашу, а потому избрали менее благородную профессию.
– А чем вы сами сейчас заняты… – простонал работорговец. Впрочем, это был не вопрос, и он поспешил добавить: – Да, верно, тут есть о чем поразмыслить на досуге.
Я нагнулся, поднял револьвер и сунул его в карман пальто. И тут Вал отпустил братка. Думаю, именно этого он от меня и ждал. Варкер рухнул на стул, прижимая к груди раненую руку и разинув рот. Члены комитета бдительности хранили молчание. Возможно, были просто напуганы, а может, мечтали переломать руки злодею сами. Я разделял эти их чувства. Мой Вал – настоящий засранец, закоренелый бандит.
– Живо! – воскликнул Джулиус и устремился к внутренней двери.
– Вы здесь с Пистом справитесь? – спросил я Валентайна.
Брат скрестил руки, перебросив трость через плечо.
– Если я и этот морской ёж не способны усмирить парочку жалких личинок, предпочитаю броситься в реку сам и избавить их от трудов.
И я вместе с членами комитета бросился в соседнее помещение. Там находилась небольшая кладовая, вдоль стен громоздились ящики, прикрытыми сверху серыми шерстяными одеялами. Напротив – еще одна дверь, но она оказалась заперта. Вход перекрывал небольшой железный засов. Даже замок не удосужились повесить, чтобы удержать злоумышленников от посягательств на свою собственность. Зато выбраться отсюда эта так называемая «собственность» никак не могла.
Люди из комитета опередили меня на несколько ярдов. Джордж Хиггинс навалился на засов, друзья ему помогали. Я замедлил шаг. Уже предвидел, какое зрелище ждет меня за этой дверью, и опасался, что желудок подведет.
Эгоистично с моей стороны. Но, видно, я так и не успел до конца освоиться с работой полицейского. А может, вообще к ней не слишком приспособлен.
Через дверной проем просачивалось совсем немного света. Но его оказалось достаточно, чтобы разглядеть совершенно дьявольскую сцену. Голые стены – впрочем, местами ее испещряли коричневые пятна засохшей крови, и казалось, что запах ее все еще стоит в воздухе. В помещении никакой мебели, вообще ничего, кроме цепей. Под словом «ничего» я имею в виду именно это – жестокое и безжалостное отсутствие чего бы то ни было. Ни соломенных тюфяков или коек, ни раковины, ни стульев, ни окна. Ни лампы. Ни ночного горшка.