– Пап, а ты, случайно, сегодня после ужина в свою средиземную Европу не собираешься?
– Да как-то не думал. – Папа даже немного растерялся. – А тебе зачем?
– Это не мне, пап.
– Крышкину? – с интересом спросила мама.
– Более-менее. – И Алешка вдруг переключился на маму и льстиво запел: – Мам, а правда наша Танька молодец? И умывается часто, как кошка, и учится хорошо.
Мама подвох почуяла, но где он кроется, не разобралась и потому осторожно согласилась:
– И посуду вместо тебя моет, и уроки твои делает. А что?
Алешка озабоченно вздохнул:
– Надо ей все-таки помогать. Девочка из деревни приехала, растерялась, ей грустно, родители далеко…
– Ну и помогай. Кто тебе не дает?
– Все я да я. А надо всем вместе, по-семейному. Чтобы бедная девочка не чувствовала себя одинокой. Чтобы чувствовала себя в дружном семейном коллективе, где ее всегда поддержат…
– Пошел черт по бочкам, – прервала его мама и стала собирать со стола посуду. – Говори прямо: что ты придумал?
– Да, – попросил и папа, – какая тебе в голову мысль вскочила? Только не ври.
– Более-менее не буду. – Я восхитился, как мастерски провел Алешка подготовку и как ловко привлек на свою сторону маму, которая обожала Таньку. – У Таньки скоро контрольная, ужас какая строгая. И ей нужно обязательно посмотреть раньшие работы ихних учеников. И она их рассмотрела на этих фотках, где папа болтает со своим инспектором…
– Мы не болтали, – обиделся папа, – мы работали. Так что нужно-то?
– А! Ерунда! – Алешка помахал (рукой). – Нужно смотаться в эту галдарею и сфоткать там нормально картинки.
– Всего-то! – Папа встал.
– Ты куда? – спросила мама.
– В Европу, – спокойно ответил папа. – Картинки сфоткаю и к ужину вернусь.
– Мне интересно, – мама с подозрением взглянула на Алешку, – почему Танечка сама папу не попросила?
– Стесняется, – сказал Алешка. – Вы ей ничего не говорите, а то она огорчится.
– И избу на скаку не остановит, – поддакнул я, оценив этот его ловкий ход.
Признаюсь честно, что немного понял из его коварных замыслов. Кроме одного: он что-то почуял. И теперь пойдет по следу. И нас всех тоже погонит. Хорошо еще, если в Европу, а не в Австралию. Хотя он, к счастью, не знает, где она находится. Да, пожалуй, и Европу довольно смутно себе представляет: то ли большой город, то ли маленькая страна.
– Ладно, – сказал папа, – мне пора. А то к ужину не успею. – И он ушел в свой кабинет.
Мы с Алешкой сразу же сообразили, в чем тут дело, и настроили свои «прослушки».
Особой ловкости для этой операции нам не потребовалось, потому что папа даже не прикрыл за собой дверь. Но и особой ясности мы не получили. Поняли, что папа говорил по телефону со своим коллегой Смоллом на английском языке, и уловили только несколько понятных нам слов: «Джонни, фото, пикчез, гэлери, квикли, бай».
– С приехалом, – поздравил Алешка, когда папа вернулся на кухню. – Как там, в Европе?
– В Европе мой коллега Смолл, он там еще ведет подчистку нашего общего дела и любезно согласился помочь юной Татьяне.
– Во прыткая, – восхитился Алешка, – даже в Европе уже ее знают.
– Я очень удачно позвонил, – сказал папа. – Смолл как раз находился в галерее. К ужину он перешлет мне снимки. Его почему-то тоже заинтересовали эти работы.
Алешке это не очень понравилось, он не любит, когда вмешиваются в его дела. Предпочитает, чтобы слава доставалась ему одному. Алешка не готов ее делить даже со Скотленд-Ярдом. Он уже было с возмущением распахнул рот, но тут пришла Танька, и обстановка на кухне разрядилась. Тем более что она принесла большой букет кленовых листьев для нашей мамы.
– Мы сегодня всей группой выходили в парк на этюды, – объяснила Танька. – А потом оформляли букеты для эскизов.
И она подробно рассказала о том, как выбирала веточки, разглаживала листья утюгом и приклеивала их, как формировала букет. Мама при этом ласково поглядывала на Таньку и гордо поглядывала на нас. Словно она сама сотворила такое чудо.
– Цветоносица, – с усмешкой сказал Алешка.
Но надо сказать, что букет в самом деле получился красивым. Он напоминал раннюю теплую и солнечную осень. А тончайшие ниточки застывшего клея выглядели как настоящие паутинки. И в них изредка вспыхивали солнечные искорки. Даже Алешка одобрил:
– Реально получилось. – И добавил недоуменно: – Только зачем? У нас ведь пылесос есть. – И тут же пригнул голову, избегая маминого подзатыльника.
Мама достала свою любимую вазу, отнесла в комнату и поставила букет на телевизор:
– Какая прелесть!
– Можно еще такую штуку из березовых веток сделать, – сказал Алешка Таньке. – Для бани. – И тут же, заслышав мамины шаги, сладко запел: – Ты, наверное, проголодалась, Танечка? Даже похудела опять.
Тут вошла мама и тоже ласково пропела:
– Ты, наверное, проголодалась, Танечка? Даже похудела… И что вы ржете, как жеребята? Брысь отсюда! Дайте Танечке покушать. Я буду ее кормить.
– А мы посмотрим, ладно? – спросил Алешка. – Интересно же, как художницы едят.
– В другой раз, – отрезала мама, а Танька пошла мыть руки.
Тут вошел папа и протянул Алешке несколько распечаток:
– Держи. Это тебе от инспектора Лестрейда. Сюрприз для Тани. Когда будешь дарить?
– На день рождения.
– А когда у нее день рождения? – спросила мама.
– В этом году, – ответил Алешка. – В третьем полугодии.
– Исчерпывающая информация, – усмехнулся папа. – А в каком хоть месяце?
– Весной. Или в четверг, точно не помню. – Он аккуратно сложил листки и отнес в комнату.
После ужина мы втроем стали рассматривать распечатки. Инспектор Скотленд-Ярда оказался очень добросовестным сыщиком. Кроме мальчика и девушки он прислал еще четыре снимка – четыре природных пейзажа разных времен года.
Мы переглянулись.
– Реально какая-то пакость, – выразил Алешка наше общее мнение.
А Танька сказала:
– Завтра приходите в лицей. К трем часам. Скучно не будет.
Но сказала она это вовсе не весело…
Танькин лицей находится в старинном здании с колоннами и высокими окнами. Наверное, только что кончились занятия – из распахнутых дверей, как пчелы из улья, разлетались по своим делам будущие знаменитые художники. Они все бурно жужжали и щебетали, гул стоял, как на пасеке. Все были кто с мольбертами на плече, кто с большими картонными папками или с тубусами – такие трубки, в которых нормальные студенты носят свернутые в рулон чертежи.