– Красный «Мерседес»? Внедорожник?
– Нет... насчет марки я затрудняюсь сказать, но цвет точно был другой... темный.
– Синий? Черный?
– Графитовый... И на лобовом стекле – какой-то странный талисман... что-то наподобие красного льва... Я еще удивился! Красный лев...
– Вы хорошо его разглядели?
– У меня сильные очки, – объяснил Трошин. – Я почему-то решил, что в машине был новый учитель этой барышни... Так, вдруг пришло в голову. Больно уж взгляд у него цепкий, с определенным посылом... Я в этом разбираюсь!
– Может, вы номер машины запомнили?
– Нет, простите... ни номера, ни лица водителя я толком не разглядел... Все мое внимание приковал этот взгляд! Я его прямо кожей ощутил, каждой клеткой тела. Всегда считал себя устойчивым к постороннему воздействию, а тут... Наверное, я был не в лучшей физической форме – уставший, не выспавшийся... мы с профессором Жербилиным тогда готовили к публикации нашу совместную книгу и... в общем, я переутомился. Поэтому и поддался.
– Люди по-разному реагируют на гипноз? – спросила Астра.
– Конечно! Разброс реакций довольно велик... одних почти не задевают посылы суггестора
[29]
, а другие, наоборот, весьма отзывчивы на любой вид внушения. Тут все зависит от индивидуальных свойств психики, от подсознания... Я не хочу нагружать вас специальной терминологией, объясняю популярно. Так что уж не обессудьте...
– Спасибо, – с изрядной долей сарказма поблагодарил его Матвей. – А вот этого парня вы помните?
На фотографии, сделанной перед тем, как Борисов увез администратора ночного клуба в больницу, парень выглядел весьма плачевно: безжизненное лицо с закрытыми глазами. Не удивительно, что Трошин принял его за покойника.
– Его убили?!
– Нет... он спит.
– Спит?! Странно... – пробормотал доктор, поправляя очки. – Да... этот молодой человек ходил в нашу школу. Колесов, кажется. Очень прилежно изучал теорию, охотно практиковался... однако мы с профессором порекомендовали ему отказаться от занятий.
– Почему?
– Видите ли... у него оказалась чрезмерно сильная внушаемость. Он засыпал во время семинаров... и его с трудом удавалось разбудить. Мы с профессором сочли такую наклонность опасной для его психического здоровья. Парень был страшно недоволен... можно сказать, даже возмущен нашим решением. Но мы с Жербилиным остались непреклонными. Ему пришлось покинуть школу.
– А как насчет его способности воздействовать на других?
– Знаете... у него это получалось, иногда! Этакие редкие всплески активности! Вообще, чрезвычайно интересный тип...
– Он посещал занятия одновременно с Долгушиной?
Доктор задумчиво забарабанил пальцами по столу. Он относился к хорошим теоретикам, но негодным практикам. Жербилин, вероятно, использовал его на подхвате – по части различных организационных вопросов и по хозяйственной линии. Но зато память у Трошина была отменная.
– По-моему, нет... Она обучалась чуть позже, когда этого парня у нас уже не было.
– Скажите, имея специальные навыки, можно определить, насколько легко или насколько тяжело человек поддается внушению?
– Разумеется, можно. Есть ряд признаков, по которым судят о той или иной степени внушаемости... Вот с вами, к примеру нам, пришлось бы изрядно попотеть, – сказал он Матвею. – И ваша дама – тоже из таких, неподдающихся... Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне.
Астра с интересом рассматривала на стенах портреты знаменитых гипнотизеров, во главе с легендарным Мессингом.
– А фамилия «Тетерины» вам ни о чем не говорит?
– Тетерины... пожалуй, нет. Знаете, я могу ввести вас в заблуждение, – спохватился Трошин. – У нас много студентов... встречаются всевозможные фамилии. Хотите, я подниму картотеку?
– Не стоит.
Он по-женски всплеснул руками и вздохнул:
– Тогда я больше ничем не могу быть полезен.
ГЛАВА 33
Усадьба Глинки
Опять была ночь... Над парком курился лунный туман. Матвей продирался через кусты, расчищая дорогу для своей молчаливой спутницы. Они сделали круг и вернулись к тому месту, откуда свернули в гущу деревьев. Астра посветила фонариком на примятую молодую поросль. Через пять лет тут будет настоящий лес!
– Не верится, что когда-то здесь стояли...
– Тсс-с! Тише...
Он остановился и застыл, прислушиваясь к доносившимся из темноты звукам. В холодной черноте неба сквозь дымку тумана мерцали звезды...
– Даже ветер стих, – прошептала Астра, задрав голову. – Где-то там смотрят на землю Единорог и Лев...
Она имела в виду созвездия.
Матвей молча закрыл глаза и представил себя Брюсом... разочарованным одиноким странником, покинутым всеми – женой, верными соратниками, венценосным повелителем и другом... Все они ушли, даже великий Ньютон оставил этот бренный мир. Последние годы жизни он посвятил алхимическим опытам – искал ответ, – но перед самой смертью сжег свои рукописи... и скончался без церковного причастия.
«Что есть бытие? – спрашивал он себя. – Кипение страстей?.. Жажда удовольствий?.. Постижение истины?.. Любовь?.. Служение искусству?..»
Красота мраморного изваяния, – совершенного, нечеловечески прекрасного, сияющего и трогательно беззащитного, – в который уж раз поразила и заворожила Брюса. Разве не ей, чистой и жестокой деве, служил он и душой, и телом? Хотя, нет... телом он был всецело предан Льву, Рексу, Государю, Цезарю... взбалмошному и могучему властелину всея Руси. Он отрекся от скипетра Стюартов и встал под знамена Петра. Зато духом его навеки овладела Она... неуловимая и всепроникающая, как лунный свет...
Царь Петр хотел, чтобы его личный астролог и храбрый фельдмаршал провел его по несуществующей грани между земным и потусторонним, мифами сберег его плоть и вдохнул в его набальзамированные останки новую жизнь... Вздор! Несбыточная мечта фараонов... призрачный секрет тамплиеров и мальтийских рыцарей... вечно ускользающий Грааль.
Он вспомнил мертвое тело государя – истерзанное болезнью, желтое, холодное, с печатью тления на великодержавном челе. Кому, как не его сиятельству, кавалеру графу Брюсу, надлежало «принять на себя труд о устроении погребения императорского»?
Овдовевшая Екатерина рыдала... злые языки твердили, что императрица беспробудно пьет... Под дворцовыми окнами стояла гвардия. Заговорщики, запершись в царских апартаментах, делили власть... В Санкт-Петербург робко входила бледная северная весна...
Он вспомнил, как тщательно готовился царским лейб-медиком Блюментростом секретный состав Рюйша... как – впервые в российской истории! – проводилось бальзамирование трупа... как в траурном зале дворца проходило прощание подданных со своим повелителем... Те, кто прежде ловил каждый вздох умирающего в надежде, что он окажется последним, теперь лили лицемерные слезы...