По ночам граф Яков запирался в верхней башенке и наблюдал за Луной и звездами. Днем спускался в глубокие запутанные подвалы – производить алхимические опыты. Там испытывал он свой волшебный порошок, «живую» и «мертвую воду», которые могли заживить любую рану и даже срастить разрубленное на куски тело.
«Неужели такое возможно?»
Нарядный парковый флигель при Брюсе украшали статуи Амура и Психеи. Внутри он был разделен на три помещения: средний зал и две комнаты по обеим его сторонам. В этом павильоне проводила тайные заседания масонская ложа... и оттуда в усадьбу вел подземный ход...
Матвей не заметил, как погрузился в чужие воспоминания. Он ведь не мог знать подробностей жизни Брюса... или мог? Он вел машину на автопилоте... но в какой-то миг съехал на обочину и остановился...
ГЛАВА 13
Москва. Август 1917 года
Третье письмо из ларца повествовало об остроумной догадке Sworthy касательно Льва и Единорога.
«Мой дорогой! – как всегда, начинала она свое послание. – Вот вам дальнейшая повесть о моих похождениях. Поскольку мой акцент и не совсем правильное произношение некоторых слов выдавали мое иностранное происхождение, я до поры старалась больше молчать и объясняться жестами. Как успел сообщить мне еще по дороге в Москву покойный Волынский, предыдущий царь, сильно обозлившись на английских купцов и вообще на англичан за умерщвление ими законного короля Карла I, велел их всех выслать из города. Купцов обвинили в причинении вреда российской торговле, и с тех пор отношения здесь к англичанам осталось мало сказать настороженное – их недолюбливают. Правда, нынешний правитель таких гонений не учинял, но московиты имеют обыкновение придерживаться устаревших правил и подвержены настроениям, для коих исчезла уже причина. Посему встретить в Москве англичанина – большая редкость. Впрочем, я, кажется, отвлеклась...
Итак, две ночи провела я на монастырском подворье, изображая больную. Мне верили безоговорочно, вследствие чего я убедилась в полной своей готовности к любой будущей роли. А на третий день я в который уж раз кружила по улицам Китай-города, пока не иссякли мои силы. Будучи близка к отчаянию, я остановилась у больших каменных палат почти готического стиля: остроконечные башенки, колонны и арки... Что-то, весьма отдаленно напоминающее строгие и сумрачные английские аббатства. Тут на меня снизошло озарение – Лев и Единорог взирали с симметричного фасада по обе стороны таблички с выбитой на ней надписью...
Я нашла их! Нашла! Сколько ни проходила я мимо сего здания, мой взгляд скользил по явным указательным знакам, не замечая их. Что за странная штука – человеческий ум: смотрит и не видит, а потом как будто просыпается. Я проснулась! Лев и Единорог были передо мной, во всей своей красе. Но что же дальше?
Я топталась у входа в полной растерянности. Лев – символ власти и могущества, золота и Солнца. Единорог – символ прозрения и мудрости, серебра и Луны... Морда Льва повернута ко мне, Единорог же изображен в профиль, он глядит на своего антипода. Что их объединяет? Древнейшая предтеча сих образов – борьба двух миров: земного и подземного, верхнего и нижнего, света и тьмы... созидания и хаоса...
– Золото и серебро... – бормотала я, подняв голову. – Солнце и Луна...
Лев и Единорог напомнили мне достославный герб Англии. В первый момент я ошибочно приняла готическое здание за Английский двор, о котором вы мне говорили, но после сообразила, что тот находится против Знаменского монастыря.
Пока я стояла в раздумьях, мимо меня гордо прошествовала боярыня со свитой. Все дамы – белые, краснощекие, чернобровые, в шубах, в шапочках с меховой опушкой... идут в приходскую церковь к обедне. Звонят колокола. На улице – целый ряд иконных лавок. Московиты помешаны на сих предметах почитания. Иконы у них продаются на разный вкус и по разной цене, есть украшенные серебром, золотом и драгоценными каменьями, унизанные жемчугами... а есть простые, на дереве, в дешевом обрамлении.
Лев и Единорог что-то говорили мне, но я не понимала их языка. Мне не к кому было обратиться в этом чужом городе. Я поспешила прочь, подальше от любопытных глаз. Не стоять же столбом посреди улицы!
Я вспоминала ваши слова: «Единорог придет на помощь...» Оставалось догадываться, что меня ждет в противном случае. Думать об этом не хотелось...
Небо заволокли тучи, закапал дождь. Дожди превращают здешние дороги в грязное месиво, лужи не успевают просыхать... Колеса карет и повозок, на ходу проваливаясь в колеи с водой, обрызгивают прохожих с ног до головы. Люди шарахаются, жмутся к заборам и стенам домов. В голых садах хозяйничает ветер. На ветках кое-где висят еще розовые и желтые яблоки. Сердце мое защемило от тоски по жизни, к которой я привыкла... Много испытаний выпало на мою долю, неужели я не заслужила покоя и счастия?
Человек, которого я искала, умер незадолго до моего приезда, о чем вы не могли знать. Мне поведал о сем прискорбном событии покойный Волынский. Здесь принято желать умершему Царствия Небесного... надеюсь, мой благодетель обретет его.
Итак, Лев и Единорог остались моими подсказчиками. Я переоделась в монашеский наряд, дабы получить покровительство последнего. Ведь Единорог, кроме всего прочего, символ чистоты и девственности. А кто же еще чист, как не нареченная Господа? В сей благословенной одежде я каждый день появлялась у здания со Львом и Единорогом и прохаживалась туда и обратно, незаметно приглядываясь к встречным, а на ночь возвращалась в обитель. Там ко мне привыкли и стали называть «блаженной». Мне дозволялось многое, чего не разрешалось делать другим. Шуты и безумные здесь, как и везде, пользуются особыми привилегиями...
На третий день сих променадов ко мне приблизился горбатый чернец и поманил за собой. Я пошла, доверившись Единорогу и уповая единственно на его милость. Не буду описывать, куда привел меня молчаливый провожатый. – Впоследствии я узнала, что он немой, умеет изъясняться исключительно жестами. Я оказалась в глубоком подвале, в склепе, освещенном жалкою лучиной. На деревянном стуле сидел седовласый старец. Что окружало его, я не разглядела из-за чрезвычайной скудости освещения.
– Кто ты и откуда? – осведомился он.
– Посланница Единорога... – вымолвила я первое, пришедшее мне на ум.
Старец ничуть не удивился. Его лицо, изрезанное морщинами, бледное, словно вырезанное из слоновой кости, не дрогнуло.
– Чего тебе надобно?
– Исполнить завет...
Он жестом подозвал меня к себе. Слева от него в каменной нише стоял кубок, накрытый черным платом.
– Подними покров – и ты увидишь...
Я послушалась. Под черной тряпицей блеснула вода, меня на миг ослепило... я отшатнулась и прижала ладони к глазам...
– Это она, – бесстрастно вымолвил старик.
Чернец несколько раз кивнул и тронул меня за руку – пойдем, мол... Он повел меня запутанными темными коридорами, ориентируясь в них с поразительной ловкостью. Я, спотыкаясь и дрожа от страха отстать и остаться под землей навеки, шла за ним. Не помню, как мы оказались наверху, в другом месте города... где-то в районе бедных деревянных построек, кишащих людьми самого низкого звания... На чернеца там взирали с благоговением, и я немного успокоилась. Кто бы он ни был, свое дело он знал. В убогом кособоком домишке меня приняли на постой. Внутри было опрятно, большую часть комнаты занимала огромная печь, на которой и готовили еду, и спали. Чернец жестами что-то показывал хозяину – кряжистому бородатому мужику в холщовых штанах и рубахе, по имени Клим. Тот кивал, во всем соглашаясь с гостем, которого, видимо, хорошо знал. Чернец оставил мужику несколько монет.