Мантия с золотыми пчелами - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Солнцева cтр.№ 19

– Я сама отказалась! – с показной гордостью выпалила она. – Зависеть от бывшего мужа? Спасибо, не надо.

В критические моменты у Люси открывалось второе дыхание: подходящие мысли сами приходили в голову. Марк обнял ее и прижал к себе. От него веяло силой, умением добиваться своего.

– Под моим крылом не пропадешь, – шепнул он, целуя Люси в ушко. – Будет у тебя и бутик, и своя линия одежды, и еще много чего…

Они стояли на палубе белого прогулочного катера, любуясь спокойным течением реки и берегами, утопающими в зелени. Солнце садилось в малиновую воду, на небе проступали первые звезды. Люси таяла от восторга и радужных надежд. Ветер раздувал подол ее платья из тонкого льна, играл мягкими кудряшками.

– Он тебя обидел? – спросил Марк, с умилением глядя на Люси.

– Кто?

– Твой бывший!

Она растерялась от вопроса и тона, каким он был задан. В голосе Марка звенел металл, вибрировала угроза.

– Ну… в общем… я не держу на него зла… – пролепетала Люси, ощущая пробравшийся под платье холодок.

Закат из золотисто-малинового вдруг показался ей багровым, алым, словно кровь.

Суздаль, XVII век. Покровский женский монастырь

Старица Ольга перебирала в памяти день за днем, год за годом своей злосчастной жизни. Может, всему виной – опасный «трофей»? Где, каким образом раздобыл его датский королевич? Почему передал на хранение ей, велел спрятать, сберечь, покуда он за ним не вернется? А как он может вернуться, если умер? Вот уже и ей пора собираться в неведомый путь…

Самозванец искал усердно, весь дворец царский перевернул вверх дном, весь прежний дом Годуновых перерыл. В сумрачных кремлевских палатах ему было не по себе: по углам опочивальни таились тени, в парадных залах показывались призраки мертвых государей, наводили тоску, предрекали жуткий конец «бесовского правления». От того много пил Дмитрий, закатывал пиры, развлекался с женщинами, но Ксению от себя не отпускал, держал в отдельной светлице. Вваливался к ней в темноте пьяный, страшный, выкатывал глаза, хрипел:

– Надумала, боярышня, али упираешься? Жизнь твоя вот у меня где, – сжимал короткую руку в кулак. – Не отдашь трофей, р-раздавлю!

В подтверждение своих угроз хватал что-нибудь железное, гнул и бросал ей на колени.

– Нет у меня ничего, – твердила Ксения. – А ежели бы и было, так ворами, татьми раскрадено. Дворец наш московские люди по твоему навету разорили, с них и спрашивай. И другие боярские подворья нашей родни громили. Все выгребли! Неужто Бельский с Басмановым [15] не донесли?

Самозванец угрюмо сдвигал брови, сердито плюхался на пышное ложе:

– Снимай с меня сапоги! Видишь, царь устал…

Проснувшись наутро, он долго ходил в одной рубахе, пил квас и ругал Ксению, требовал признаться, где спрятана реликвия Иоанна Шлезвиг-Гольштейнского.

– Мертвому власть без надобности, а нам пригодится!

Ксения получила хорошее образование. Отец нанимал для нее иноземных учителей, она много читала. Ей было известно, что принадлежность к царской крови являлась для правителя вопросом жизни и смерти. Вот и расстрига не зря назвался царевичем Дмитрием, якобы не убиенным, а чудесно спасшимся. Люди падки на чудеса – поверили. Сам польский король Сигизмунд и папский нунций [16] признали его наследником Ивана IV. Без диавола не обошлось…

– Не знаю никакой реликвии, – отпиралась царевна. – В глаза не видала!

– Ты, дочка конюшего, смеешь царю не покоряться?

Как ни бесился Дмитрий, как ни запугивал Ксению, та стояла на своем. Если и была у датчанина реликвия, ей про то не ведомо. И куда он ее подевал, одному Богу известно. Тайну сию герцог унес в могилу вместе с ее счастием…

Самозванец потерял терпение.

– Вот, гляди… – тыкал он ей под нос письмо от Юрия Мнишека, отца панны Марины. – Какие упреки из-за тебя сношу! Есть у меня неприятели, распространяющие дурную молву обо мне. Слушай, что польский пан пишет: «Любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица, дочь Бориса Годунова, живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее удалить и отослать подале».

Ксения на то сжала губы и отвернулась. Иногда расстрига, продавшийся нечистому, не брал над ней верха, а в другой раз она была не в силах ему противиться. Не иначе как напускал он колдовского туману, и она теряла волю, сдавалась на милость зверя.

– Господу предаюся, – смиренно промолвила царевна. – Пусть он решит мою судьбу.

– Я твой повелитель! – гремел Дмитрий. – Я тебе приказываю!

– Он карает, Он и милует… А ты – беглый монах – берегись гнева Божия…

Как в воду глядела Ксения. Не знал самозванец, какая позорная гибель ему уготована. Измывался над царской дочерью, будто она последняя простолюдинка. Отослал ее в монастырь, чтобы насильно сделали ее инокиней Ольгой, а сам отправил в Самбор свадебные подарки для невесты и будущего тестя – сундуки с тысячами злотых, с золотыми дублонами. Марине послал шкатулку, полную драгоценностей из русской казны, чистокровных коней, золотые бокалы, соболиные шкурки. Под Москвой разбили для ее свиты роскошные шатры, а для въезда в столицу гордой полячке была пожалована карета, украшенная серебром и царскими гербами, запряженная дюжиной коней серых в яблоках…

Ксении надели на голову монашеское покрывало. Высокомерную Марину ждал брачный венец… Чей жребий завиднее, не угадаешь.

О падении самозванца инокиня Ольга узнала из послания Шуйского. Вскоре после ее пострига, когда свадебные торжества были в разгаре, а новый царь давал балы, танцевал и веселился с молодой женой, в Москве зрел боярский заговор. По приказу Шуйского ударили в набат на Ильинке. Толпа вооруженных саблями и бердышами [17] людей кинулась «на злого еретика». Дмитрий выпрыгнул из дворцового окна, пытаясь спастись…

Вскоре все было кончено. Тело убитого самозванца приволокли на Красную площадь, сорвали одежду. Три дня труп посыпали песком, мазали дегтем и «всякой мерзостью», а потом похоронили на кладбище для упившихся и замерзших.

По какой-то причине могущественный покровитель, с коим расстрига заключил договор, подписанный кровью, отвернулся от него. И тут же все окружающие «прозрели» и сообразили, что «царь» не тот, за кого себя выдает…