— С благодарностью, — ответила Анжела. — Вы — настоящие друзья! И мы очень благодарны вам, правда, Роберт?
— Да, очень.
— Эта Бианка и все остальные подонки обратятся в дым, — сказала Паскаль.
— Наоборот, — подал голос Клод, — вся эта публика внезапно проникнется необычайным уважением к Анжеле и Роберту. Уж я ли не знаю людей! — Он огляделся. Огни в ресторане опять сияли в полную силу. — Кажется, бега кончились. — Вокруг нас люди вставали из-за столиков и уходили. Прожекторы заливающего света над беговой дорожкой погасли.
— Давайте разопьем еще бутылочку, — предложил Клод. — Все равно сейчас на шоссе все забито. Тогда уж нужно было уходить перед последним заездом.
В общем, мы выпили еще бутылку шампанского, Паскаль и Анжела тихонько обсуждали, какие туалеты обе наденут в День независимости, а мы с Клодом немного поговорили о Хельмане. Клод, обладавший недюжинным чутьем к делам и ситуациям, видимо, почувствовал, что произошло нечто, касающееся меня. Поэтому он свернул разговор в другое русло, мы заговорили о людях вообще, и я до сих пор помню одну фразу, сказанную им тогда: «Знаешь, Роберт, с годами я все больше склоняюсь к тому, что людей следует оценивать не по их действиям, а только по мотивам их действий».
Мы вышли из ресторана, когда он уже почти опустел. Толпа рассеялась. Мы пошли к стоянке по бумажному ковру из тысяч брошенных программок.
46
Мы с Анжелой только на один день остановились в «Бор-о-Лак», нам достался номер из двух спокойных комнат, выходивших окнами на канал. В них было темновато, но ведь мы не собирались жить здесь долго. Еще во вторник вечером, когда мы вернулись в квартиру Анжелы, я позвонил в «Мажестик», чтобы узнать, нет ли каких известий для меня.
— Есть, мсье. Звонил какой-то господин и просил передать вам, что место встречи остается прежним.
Это был пароль, о котором мы условились с Бриллиантовой Хильдой на случай, если она решит выполнить мои требования.
Ровно в половине одиннадцатого зазвонил телефон в моем номере гостиницы «Бор-о-Лак».
— Господин Лукас, тут внизу вас ждет господин Лихтенштайн. Он говорит, что вы условились с ним встретиться.
— Мы сейчас же спустимся в холл.
На Анжеле был белый костюм из гаруса и блузка в золотисто-розовых тонах и с большим бантом. Подкладка жакета была из той же ткани, что блузка — это было видно, когда Анжела расстегивала жакет.
Этот господин Лихтенштайн оказался молодым человеком, очень серьезным и начисто лишенным эмоций. Он показал мне письмо, подписанное исполнительным директором Зеебергом, в котором этому молодому человеку давались полномочия на проведение трансфера согласно достигнутой договоренности.
— Нам нужно будет попасть в швейцарский «Меркур-банк», — сказал Лихтенштайн. — Он расположен на Банхофштрассе. Лучше всего пойти пешком.
Цюрих был залит солнцем, было очень тепло.
В банке мы поднялись на лифте на пятый этаж. Все стены здесь были обшиты панелями из красного дерева, полы покрыты толстыми коврами, и служащий банка вежливо попросил нас подождать. Он исчез за одной из дверей, но тут же вновь появился в сопровождении пожилого, весьма добродушного толстяка, который представился директором Рютом. Рют повел нас в свой прямо-таки роскошно обставленный кабинет. Все уселись.
Лихтенштайн вручил Рюту несколько бумаг, и они тихонько переговорили друг с другом.
— Кто такой этот Лихтенштайн? — спросила меня Анжела, тоже понизив голос.
— Представитель моего банка в Дюссельдорфе, где лежали деньги, полученные мной в наследство. Я просил его приехать. Я не мог запросто перевезти восемьсот тысяч марок через границу, понимаешь? А так, из банка в банк, гораздо легче. А кроме того, номерной счет — это всегда довольно-таки щекотливый вопрос.
— Понимаю, — кратко обронила Анжела, а я возблагодарил Бога за то, что она больше ничего не спросила.
Директор Рют взглянул на нас.
— Все в порядке, — сказал он. — Господин Лихтенштайн сейчас покинет нас, его ждут кое-какие дела. А нам для завершения операции он вовсе и не нужен, ха-ха!
— Ха-ха, — хохотнул и я, вставая и протягивая Лихтенштайну руку, а сам сказал, не разжимая губ: «В два часа перед банком, с остальной суммой». Он кивнул с серьезным видом. Сухо поцеловал Анжеле руку и исчез. Мы с Рютом опять опустились в кресла.
Рют нажал на кнопку. Появился молодой человек. Рют передал ему бумаги, оставленные Лихтенштайном, и тихонько что-то ему сказал. Молодой человек тут же вышел из кабинета.
— Ну, — начал Рют, — вы, значит, хотите открыть у нас номерной счет.
— Да, — кратко обронил я.
— Разрешите взглянуть на ваши паспорта?
Мы показали ему паспорта.
— Только чтобы установить подлинность их принадлежности вам, — сказал он и вернул паспорта. — То, о чем мы будем здесь и сейчас говорить, не узнает никто посторонний. — Он вынул из стола бланки, проложил их копиркой и начал писать золотой шариковой ручкой, одновременно произнося вслух:
— Сегодня внесено в банк восемьсот тысяч немецких марок, что составляет… — Он быстро подсчитал… девятьсот сорок девять тысяч триста шестьдесят швейцарских франков. Я уже вписал эту сумму. Позже вы пройдете с молодым человеком, которого только что видели, в его бюро, где внесенная сумма будет подтверждена компьютером. Итак, если я правильно понял, вы, господин Лукас, и вы, мадам Дельпьер, хотите открыть совместный номерной счет, которым вы сможете распоряжаться как совместно, так и каждый в отдельности. Другими словами, каждый из вас может явиться сюда в любое время и снять с этого счета любую сумму, какую пожелает — но может также и внести дополнительно любую сумму. Все ясно?
— Да, — опять односложно ответил я.
— Пожалуйста, ваш адрес?
Я назвал адрес Анжелы в Каннах.
— А номер телефона? Не то чтобы мы имели в виду названивать вам, а только на тот случай, если вдруг объявится человек, знающий номер вашего счета и умеющий подделать одну из ваших подписей, а меня не будет на месте — только в таком экстремальном случае мы побеспокоили бы вас звонком.
Анжела назвала ему номер своего телефона.
— В остальном, — продолжал Рют, — мы с вами никогда не виделись и вы никогда о нас не услышите. Если вам понадобятся деньги — приезжайте и берите. Никаких налогов, никакой полиции, никто в мире никогда не узнает об этом счете. А теперь я попросил бы сначала подпись господина Лукаса, а затем и вашу, мадам.
Мы оба подписались. После нас поставил свою подпись Рют. И на этом все кончилось. Рют проводил нас в комнату своего секретаря, расположенную по соседству, и попросил подождать минутку. Он выразил радость по поводу того, что мы стали его клиентами. Комната секретаря была пуста.