Крупный осатанелый волк, вожак, пер впереди, на полтора туловища опережая остальных. Широкой грудью свирепо сметал с пути людей-собак, намечая очередную жертву мутным безумным взглядом. Искал больших и сильных противников, равных себе, чтобы всякий раз, убивая, ощущать особое удовлетворение от превосходства и запаха свежей крови. Сквозь толстую шкуру круто бугрились и ходуном ходили железные мускулы, вздымая шерсть. Движения и прыжки были стремительны и выверены. Легко с места подкидывал тело над головами людей-собак и свирепо обрушивал на них всю свою массу, ломая позвоночники и кости тем, кто не успевал увертываться. Стоял хруст, вой, стоны, ругань, рычание. Казалось, не было силы, которая могла бы остановить вожака. Между тем наперерез ему яростно кинулся высокий широкоплечий с обросшей мускулистой грудью человек-собака. Рукоять ножа в его руке будто срослась с пальцами ладони.
Волк и человек-собака сшиблись грудь в грудь, и оба устояли на ногах. Волка удивило это, мало кому когда-либо удавалось выстоять под его бешеным напором. Он почуял достойного противника. Его пасть клацнула зубами у самого лица человека-собаки, а перед глазами волка пронесся сверкнувший нож, ворвавшись в уши зверя смертельным дыханием.
Взгляды волка и человека-собаки схлестнулись. Две секунды, будто каленым железом, они выжигали глаза друг другу, излучая смертельный яд. Силы были равны. Но там, где силы равны, всегда побеждает опыт. Вожак был матерым, человек-собака — молодым и горячим. Волк понял это сразу. Выгнув спину и припав к земле, сделал шаг назад, а человек-собака решил, что волк отступает, издал победный возбуждающий возглас. Его тело раскрылось. Он вскинул нож и сверху прыгнул на волка, надеясь вонзить холодное острие в упругую шею зверя. Но когда рука с ножом была уже близко к шее вожака, тот неожиданно вздыбился, выворачиваясь и перехватывая железными челюстями локоть человека-собаки. Острые клыки мгновенно и беспощадно раздробили кости сустава, перекусывая руку и отрывая ее выше локтя. Кровь из оставшегося огрызка хлестнула в страшную морду волка. Человек-собака рухнул грудью на зверя, пытаясь левой рукой нащупать дюжую глотку вожака. Но матерый ударил человека-собаку передними лапами, сбрасывая с себя. А еще через мгновение его челюсти намертво сдавили горло противнику. Затем оторвался, вытянул шею и призывно завыл, придавая уверенности остальным волкам.
Свет прожекторов замер, въедаясь в глаза людям-собакам, помогая волкам в схватке. Сквозь деревья он яростно прорывался в лесную толщу, но скоро ослабевал в их гуще, запутывался в тенях, как в паутине, и затухал, блеклыми каплями падал с листьев и мерк окончательно. Голос из громкоговорителя больше не раздавался, наружу рвался только волчий рык. Волки лютовали, оставляя после себя истерзанные тела людей-собак. Трава покрылась кровью, земля не успевала впитывать ее.
Смотреть на все это Катюхе было невыносимо, девушка хотела подняться на ноги, но не могла, ноги не разгибались, она с силой упиралась кулаками в рыхлую хвою, кулаки погружались в нее, и руки ломались в локтях. Хотелось закрыть глаза и бежать без оглядки, но тяжесть в ногах сковывала. Свинцовая неимоверная тяжесть. Катюха не могла двинуться с места, безмолвно стояла на коленях, широко распахнув веки.
Но вот, наконец, первый волк споткнулся, прошитый удачным ударом ножа, затем упал следующий, и еще, и еще. Торжествующие крики людей-собак перекрыли волчий вой. Голоса вздымались над поляной, как мощные морские волны. Однако в схватке долго еще никто не имел перевеса, тем не менее все-таки наступил момент, когда, значительно поредев, волки дрогнули и попятились. Но пятились медленно, злобно огрызались и по-прежнему делали кровавые выпады навстречу людям-собакам. Их шкуры были в жирной крови людей-собак, блестели в ярких лучах прожекторов, кровь падала под ноги с волчьих челюстей.
Вожак был жив, упорен и умен. Он безбоязненно пер на рожон, его челюсти не успевали отбрасывать куски горячего вражеского мяса, увлекал за собой остальных и, не отступая, умело уходил от ударов ножей. Когда многие из волков испустили дух и истекали кровью, вожак оставался неуязвимым, как завороженный. Пятиться начал последним. А когда понял, что нужно скорее уносить ноги, обнаружил, что дорога в город отрезана.
Волки заметались, ища выход. Но их окружили, окровавленные ножи людей-собак безжалостно пропарывали волчьи шкуры, тускло кроваво сверкали над головами зверей. Оставшиеся в живых волки сгруппировались вокруг вожака и, как таран, поперли в сторону города, сметая с пути людей-собак. Но тут их встретила засада Кирилла. Изрядно потрепанные в битве, спасающиеся бегством волки не могли противостоять свежим силам людей-собак. Схватка длилась недолго, волки уже не пускали в ход челюсти, они стремились вырваться, неосторожно подставляли под ножи головы, бока, спины. Люди-собаки не пропускали ни одного момента, в одночасье половина волков была истреблена. Уцелевшая половина, прорвавшаяся сквозь первый заслон, напоролась на вторую засаду Кирилла. Волки метались, как среди флажков, люди-собаки добивали их с остервенением. Скоро все закончилось полным разгромом.
Последним рухнул вожак. Но, теряя кровь и быстро слабея, все равно огрызался, его финальный выдох был выдохом сильного зверя.
Поле битвы, с избытком пропитанное кровью, было покрыто трупами волков и людей-собак. Нигде не было одиночных трупов, повсюду лежали они навалом, сцепившись. Все перемешалось. Пасть волка сдавливала горло человеку-собаке, а рука того крепко сжимала рукоять ножа, воткнутого в сердце зверя. Из гущи трупов не слышалось ни стонов, ни скуления.
Победившие, выжившие в битве люди-собаки устало приходили в себя. Одни в изнеможении сидели прямо на земле, низко опустив лохматые головы, держа в руках окровавленные ножи. Другие утомленно занимались своими ранами. Третьи бродили между трупами по кровавой траве, с диким злорадством рассматривая побежденных.
Бурих прошел по полю в дальний конец, надеялся найти раненных. Лицо его было мрачным. Не в первый раз приходилось наблюдать такую картину, давно бы должен привыкнуть, но не мог. От яркого света прожекторов ползли зловещие тени по останкам побоища. Возле автобусов суетились люди-собаки. Бурих шел медленно в обратном направлении, часто останавливался, узнавал знакомые лица, иногда наклонялся, всматривался, чтобы понять, теплится ли еще жизнь в теле или навсегда покинула его. Небо над головой провалилось в черную бездну, было безжалостно равнодушным. С избытком напившаяся крови вытоптанная трава горбилась под подошвой его кожаных ременчатых сандалий. От взгляда Буриха не ускользало ничего, жизнь в этом городе приучила, смотря в одну точку, видеть все вокруг. Уцелевшие в схватке расслабились, но он и они знали, что расслабляться не время, до утра их ждет большая работа. Остановился над очередным телом, лежавшим на боку лицом вниз, перевернул на спину и удрученно покачал головой. Женщина. Грудь разодрана, живот вспорот. Много раз пытался убедить людей-собак, чтобы женщины не принимали участия в кровавых бойнях, но так и не удалось добиться этого. Его просто не понимали. У людей-собак свое разумение бытия. Петька выпрямился, на ладонях кровь погибшей женщины-собаки. Вздохнул, обтер о штаны и шагнул дальше.