На верхней, обращенной к своду пещеры, поверхности камня были нанесены старые, полустершиеся символы, а по краю пролегала небольшая бороздка, уходящая вниз — к месту, где стояла чаша.
«Сток для крови», — внезапно поняла я.
Обмирая от страха, я заглянула за камень в провал. Там, далеко-далеко внизу, пенилось море. Ужас переполнял все мое тело, струился потом по спине и лицу, проникал в каждый пальчик, в каждую клеточку.
Я с трудом отвела взгляд от бурлящей бездны и почувствовала, что богиня смотрит мне прямо в глаза.
— Я ожидала тебя.
В мелодичном хрустальном голосе не слышалось ничего человеческого. Только сталкивались с тонким серебряным звоном крохотные искристые льдинки. Лицо незнакомки было очень бледным и почти прозрачным, а кожа испускала неяркое матовое сияние. Темно-синие глаза цвета ночного неба глядели не мигая.
Она была красивая, нечеловечески красивая и очень чужая.
Я догадывалась, кого именно вижу перед собой, однако сделала удивленное лицо.
Богиня рассмеялась — целый водопад серебряных льдинок.
— Ты обещана мне. Глупо пытаться спрятаться от своей судьбы, — произнесли бледные губы, безупречности линий которых позавидовала бы любая земная красавица.
— Я не глупый баран, чтобы идти прямиком под нож мясника, — ответила я, нахмурившись.
В этом странном месте мы будто повисли где-то в пространстве между небом и землей. Вокруг пустота. Даже не знаю, как объяснить. Казалось, кроме нее и меня, в этом мире ничего не было — ни единого предмета, ни пылинки — ничего. Очень тусклый и скучный мир. Очень холодный.
— Однако ты пришла, — возразила богиня. — Я позвала тебя — и ты пришла.
Кажется, я и вправду сглупила, попавшись в расставленные сети. Но теперь поздно жалеть об ошибках, нужно думать, как выкрутиться.
— Тебе не удастся уйти, — прозвенел холодный голос. Она без труда читала мои мысли. — И ты, желаешь этого или нет, послужишь мне и моему народу.
Она была отвратительна. Хуже извивающихся змей! Хуже скорпионов! В тысячу раз хуже!
Богиня рассмеялась.
— А ты необычная девочка. Довольно храбрая — по вашим, человеческим меркам. Может, я и вправду найду тебе лучшее применение? Что бы ты сказала, если бы я дала тебе свою силу? — она посмотрела на меня, но в прекрасных глазах не было ни тени любопытства, только равнодушие и холод.
Я стояла в полушаге от нее — совсем близко. Она изучала меня, словно бабочку под микроскопом, так равнодушно, будто делала привычную работу. Я молчала. Зачем разговаривать, если она и без того знает каждое движение моей души? И к тому же я не верила ей, не хотела служить ей и быть такой же, как она.
От нее веяло космическим холодом. Такого холода не бывает даже самой студеной зимой. Это истинный, первозданный холод, вцепляющийся в вас и промораживающий насквозь — до самого сердца.
Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на нее. В бледном лице и ночных глазах таилась смерть — равнодушная, беспощадная. Однако какая честь мне оказана! Интересно, все ритуальные бараны напоследок удостаиваются разговора?..
— Мне скучно, — объяснила она, — а ты меня забавляешь. Пока мы с тобой говорим, слуги уже приготовились к ритуалу. Сегодня будет славная ночь, не правда ли? Ну все, просыпайся! Они не начнут без тебя, ведь ты — главное блюдо на пиршественном столе!
Я вздрогнула и пришла в себя. Все тело болело. С удивлением я обнаружила, что, связанная, лежу на ледяном полу, а через проем в стене на меня смотрит круглая холодная луна. Оглядевшись, насколько это было возможно, я поняла, что нахожусь в небольшой пещерке, скорее всего, она представляет собой нечто вроде ниши. Рядом со мной валялся знакомый браслет. Точно такой же, как у меня, только с литерой «N» — первой буквой маминого имени. Что-то случилось. Наверное, нас схватили в то время, пока мы были в пещере, в святилище… Но тогда было утро, а сейчас, судя по всему, уже ночь! Неужели тот разговор, что привиделся мне, продолжался целый день — до самого восхода луны?.. Такое ощущение, что мы попались в ловушку, как мыши, пришедшие на запах сыра. Что же с нами теперь будет?
Я попыталась извернуться, чтобы добраться до браслета. Почему-то оставлять его здесь казалось неправильным — примерно так же, как если бы я бросила в беде друга. Сантиметр за сантиметром я ползла, извиваясь, как большой слепой червяк. Голова кружилась. Что с нами сделали? Еще одно усилие, и мне удалось дотянуться до браслета. Я сжала его в слабых, едва повинующихся пальцах. Руки туго стянуты веревкой. Я не смогу сопротивляться, когда ТЕ придут за мной. Нет, надо посмотреть правде в глаза: я не смогла бы одолеть ИХ, даже если бы меня не связали. Они — взрослые, я — тощий неуклюжий подросток.
И еще. Их много. Этих безумных фанатиков целый город!
В глазах защипало. Это были слезы отчаяния и злости. ОНИ откормили меня, связали и… праздничный стол уже ждет. Луна пялилась с неприкрытым торжеством. Ну ничего, я постараюсь продать свою жизнь как можно дороже.
— Ну вот, девочка, время и пришло, — услышала я за спиной знакомый голос, и надо мной наклонилась огромная, как гора, фигура.
Белый балахон сделал фигуру Нинель Ивановны невероятно объемной. Я с ужасом взглянула в добродушное круглое лицо, и его спокойствие еще больше меня испугало.
Нинель Ивановна не волновалась, не находя в готовящемся действе НИЧЕГО ОСОБЕННОГО. Ну подумаешь, как говорят: жила-была девочка, сама виновата…
— Так надо, — объяснила Нинель Ивановна, перехватив мой взгляд. — Ничего личного. Ты хорошая девочка.
Она попыталась протереть губкой, удушливо пахнущей какими-то травами, мое лицо, но я не далась и зубами вцепилась в студенистую мягкую руку.
Нинель Ивановна вскрикнула и выронила губку.
— Что случилось? — тут же послышался незнакомый голос.
— Она кусается! — хозяйка вырвала руку и ударила меня. По ее ладони стекла струйка крови. — Бешеная, честное слово!
Шаги послышались уже рядом, появилось второе лицо. Я вспомнила, что уже видела эту женщину в городе. Как и Нинель Ивановна, она была облачена в белый балахон.
…Одним прыжком я вскакиваю на ноги, бью новоприбывшую головой под дых, затем оборачиваюсь к остолбеневшей от неожиданности хозяйке, расправляюсь с ней и, нарядившись в один из белых балахонов и глубоко надвинув на голову капюшон, спасаю родителей и Сашку…
…Финальные кадры. Конец фильма…
…Однако это всего лишь мечта. Реальность выглядела иначе: вставленная в рот толстая палка, так туго закрепленная веревкой, что челюсть свело от острой боли.
Обе женщины в полном молчании раздели меня, протерли тело и лицо губкой и облачили в широченную белую рубашку, расшитую серебряными лунами.
— Ну вот, девочка, ты и готова, — объявила Нинель Ивановна голосом, в котором мне послышалось скрытое удовольствие: мол, отольются тебе теткины слезки.