Билось это второе сердце сильно, упорно и упрямо.
Локоть-ладонь-пальцы. Ты наша, Дева Чёрной Воды. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, однако вот настал черёд всё свершить.
Разом взвыла Волка, а Медведь заревел, да так, что бедняга Сэмми бросился ничком на пол. Взвизгнула Ярина – бедная, для превращальщицы не осталось сейчас работы, и даже кусаться она не могла.
Зашипел, отступая и прикрываясь локтем, лорд Спенсер.
Прямо посреди огненного моря стремительно вырастало тонкое, на взгляд такое нежное и слабое деревце. Никто бы не сказал, какой оно породы, вроде листья на ветвях – а рядом с ними и иглы.
И не просто это было дерево – всё соткано словно из слепящего, яркого солнечного света, неведомо как проникшего в тёмные подземелья.
Льётся тепло по жилам, в огонь превращается кровь, но пламя не изливается наружу, не рвётся на волю, его черёд ещё не настал.
– С ума сошла! – отчаянно крикнула Ярина. – Сгорит сейчас!..
Распускались на дереве листья, набухали шишки, ничуть не смущаясь подобным соседством. Тёмные линии бежали по стволу, становясь корой. Свет прогонял тьму и туман, разливался, растекался окрест, и казалось – тени сейчас сгинут, растворятся без следа, подобно тому как сгинули пустоглазы; но вместо этого они вдруг все вместе, разом, рванулись вперёд.
Пламя, всё ещё танцевавшее на каменных плитах, рвало и кусало полы их плащей, норовило вцепиться в призрачную плоть; но теням, похоже, было всё равно. Отростки мрака потянулись к поднявшемуся у них на пути деревцу, а ветки его, в свою очередь, вдруг ощетинились длинными шипами, даже не шипами, а настоящими копьями, острыми горячими лучами.
Молли была счастлива.
Раньше она думала, что счастье – это новая чертёжная доска с паровой головкой; это отличная отметка на сложном экзамене; это мир и покой дома, и чтобы братец не шибко надоедал.
Потом ей казалось, что счастье – это когда получаются заклятия, а госпожа Старшая не берётся за ремень. Что счастье – это просто оказаться дома, надеть привычное платье и чтобы всё пошло бы как прежде.
Нет. Счастье – это, оказывается, собой закрывать друзей или просто спутников и знать, что никто, кроме тебя.
На миру и смерть красна – теперь она это понимала. Красна, прекрасна, ты её не чувствуешь, не замечаешь. Она если и придёт – то как тихая ласковая кошка, как оставшаяся в Норд-Йорке Ди, ляжет рядом, муркнет уютно, мол, не бойся. И затрусит рядом, хвост трубой, указывая путь.
Второе сердце билось в груди, и Молли знала, чьё оно.
Корни врастали в неподатливый камень, потому что и там тоже есть жизнь. Мельчайшие трещинки, где оставалась влага, невидимые простому глазу, воздух, хоть и пронизанный злым ветром, а всё равно не убитый до конца.
Тени натолкнулись прямо на выставленные сияющие шипы.
Крики. Человеческие крики боли, и одним из них был крик самой Молли.
Обжигающая игла словно пронзила её саму, от макушки до пяток. Нет ничего дармового в этом мире, ничего не подносят на волшебном рушнике великие Звери; не они требуют платы, но сам мир, его равновесие.
«Nichego, внученька. Простоим, продержимся! Ещё чуток, ещё самую малость…»
Спасибо, госпожа Старшая. Спасибо, Анея Вольховна, – никак не приучусь по имени-otchestvu звать.
Тени со всего размаха бросились на ждущие их шипы, и каждая из них, валясь, обламывала пронзивший её, унося с собой. Голова у Молли плыла и кружилась, она отмахивалась и отбивалась, стараясь насадить, нанизать тёмный силуэт на сотканное из её собственного света копьё.
Почему-то им было очень важно одолеть её, этим теням. Её одну.
…Она не знала, не видела, но видели её друзья и видел Медведь – как широко раскинулись ветви сказочного деревца, протянулись от стены и до стены, закрывая Всеслава, Таньшу, Яринку, мальчишку-имперца и даже бледного лорда Спенсера сплошным шатром, и куда бы ни сунулись тени, всюду их встречала сплошная щетина шипов – словно выставленные штыки.
Однако сам свет деревца вдруг начал угасать, меркнуть, затуманиваться. И одновременно из самой сердцевины ствола он начинал литься ещё ярче, слепяще, испепеляюще.
Вновь крикнула Ярина, но Всеслав уже и сам знал, что творится.
Тень одолевала. Никому не заполнить голодную бездну, но…
Одно движение, и могучий Медведь оказался рядом со светящимся стволом, рядом с паутиной вросших в нагой камень корней.
Оттянуть на себя хоть немного того гибельного огня, что не поможет, а лишь только спалит так, что и пепла не останется.
Всеслав не знал, «как надо». Ни Предслава, ни Добронега, ни даже сама Анея Вольховна никогда их с сестрой этому не учили. Он просто подпёр могучим медвежьим плечом гнущийся под напором теней ствол, тёплый и шелковистый на ощупь – ибо тени, даже пронзённые шипами, не умирали, не распадались, они словно таяли, а потом возникали вновь. В их тёмных плащах Всеслав замечал прорехи, вокруг которых расплывались светлые пятна, точно кровь; однако они даже не думали отступать.
И жадно сосали, жадно втягивали в себя силу Молли, даже получив насквозь пронзающий удар.
Мало! Мало этого – просто плечо подставлять!
Медведь сорвался с места, низко нагибая голову, и ударил, как умел, всей массой. Ни Ярина, ни даже Таньша и крикнуть не успели, а Всеслав уже ворвался в хоровод теней, пробил его насквозь – словно рухнул, ломая лёд, в зимнюю реку.
Текучая вода подо льдом теплее морозного воздуха, но жизнь из человека высасывает в считаные мгновения. Ну, не мгновения, но очень, очень быстро. И даже они, оборотни, долго в ней не выдержат.
Но пока они выдерживают…
Когтистые лапы рвали заметавшиеся тени. Измораживающий холод стремительно охватывал Медведя, поднимался выше, к плечам; шкура покрывалась иглами острого льда, он с хрустом ломался и падал, пока ещё падал.
Но то, что делало его не просто человеком, но оборотнем, то сражалось упрямо и непреклонно.
И ещё – рядом была она, Молли, рыжая девчонка, отобравшая «покой и сон», как посмеивалась сестра. Всеслав не видел её, утонувшую в огненном сиянии, поднявшемся дивным, всех защищающимся древом.
Тени разлетались перед ним, когти рвали их, словно тонкое сукно; обрывки отползали, окончательно их было не убить.
…Рано или поздно мы устанем, рано или поздно выбьемся из сил…
Он старался не отдаляться от деревца. Рядом с ним было легче справляться со сковывающим ледяным панцирем. Наверное, ему повезло, потому что тени почти не обращали на него внимания. Их интересовала Молли, только и исключительно она.