Да, позади брошено много чего. И так мало осталось от прежней жизни! А теперь вот и бирргис изменился. Что у него общего с этим неуклюжим строем, похожим на беспорядочное стадо мускусных быков? Гвиннет понимала, чего добивался Фаолан – его рассуждения были не лишены здравого смысла, – но красоты в этом было мало. Интересно, найдется ли красота в том новом мире, к которому они стремятся? В той самой Синей Дали? И найдется ли там место для нее – для совы-кузнеца без инструментов? Для совы-кузнеца, зрение которой ухудшается?
С каждым днем окружающий мир для Гвиннет становился все более тусклым. Поначалу она надеялась, что это временно; возможно, виной тому был суровый ветер, дувший в глаза. Но как бы усердно она ни моргала, стараясь прочистить их тонкой прозрачной мембраной, зрение не улучшалось. Они старались не идти по Хрустальной равнине днем, при свете солнца, но, наверное, несколько раз она вылетала на разведку слишком рано и повредила-таки себе глаза. Однажды она видела ослепшую полярную сову, видела, как беспомощно та хлопала крыльями, взлетая, и как неуклюже падала при приземлении. Зрелище было не из приятных – казалось, птица потеряла всякую ориентацию и не знала, в какой стороне небо и в какой земля. В конце концов та полярная сова погибла, сломав себе шею при очередной неудачной посадке. Ужасная смерть. У нее была сломана каждая из четырнадцати косточек, благодаря которым совы могут делать головой почти полный оборот.
Гвиннет еще раз посмотрела вниз, на неприглядное скопление волков, которое только что остановилось из-за того, что резко усилился ветер. Преодолевать ледяные гребни было опасно даже в таком построении. Сова сложила крылья и устремилась вниз.
– Мы что, остановились для ночевки? – спросила Гвиннет, опустившись под носом у животных, сгрудившихся под небольшим ледяным выступом.
– Нет, просто сделали временный привал. Подождем, пока утихнет ветер, – ответила Эдме.
– Утихнет ветер? – Гвиннет повернулась к Фаолану, услышав тревожащий треск льда. – Выступ может отломиться.
И она закинула голову почти назад, указывая клювом на опасную глыбу.
– Знаю, – ответил Фаолан. – Не самое подходящее место для отдыха.
У него и самого было неспокойно на душе. Сейчас путники оказались зажатыми между ветром и нависшим над ними льдом. Но если они попытаются преодолеть гребень, то их не защитит даже новое построение, и малышей может просто сдуть с моста. Но что, если помогать малышам преодолевать препятствие по отдельности? Каждого могли защищать двое взрослых по бокам. Замысел мог сработать, и к тому же Тоби с Барни не такие уж маленькие. Они точно перелезут через гребень без особых хлопот. Стоит попробовать.
– Вот что мы сделаем, – сказал Фаолан и принялся объяснять всем свой план.
– Чур, я первый! – закричал Мирр, едва только Фаолан закончил.
Аббан часто заморгал, глубоко вздохнул и медленно произнес:
– Всякий раз кричать «Я первый!» – вот к погибели путь верный!
– Что? – в недоумении склонил голову Свистун.
Кайла покрепче прижала к себе своего щенка.
– Ничего, – сказала она, беспокойно оглядывая остальных. – Он просто… просто немного не в себе. Он скоро поправится, вот увидите. Просто немного переволновался.
Глаза ее остановились на Эйрмид, белой волчице, некогда бывшей обеи клана МакХитов, в обязанности которой входила мрачная задача отбирать малькадов у матерей. Кайла даже навострила уши и приняла угрожающую позу.
– Попробовала бы ты сама, Эйрмид, упасть в ледяное море. Послушали бы мы, что бы ты тогда бормотала, будучи немного не в себе.
Эйрмид вся насторожилась, в воздухе повисло напряжение, но тут опять вмешался Аббан:
– Не в себе, мама? А в ком? В тебе, во мне и в нем. Ты попрыгай, повернись, в другой шкуре объявись.
Наступила неловкая тишина. Фаолан громко взрыкнул, словно прочищая горло.
– Ну что ж. Давайте и вправду начнем с Мирра. Я встану справа, а ты, Эдме, защищай его слева.
– Готовы? – спросила Эдме.
– Да, готов! – звонко пролаял щенок.
– Цепляйся за лед изо всех сил когтями на передних лапках и отталкивайся задними, а мы тебе будем помогать, – сказала Эдме.
– У меня очень цепкие когти, – похвастался Мирр.
И вот они вышли под ветер. Фаолан и Эдме прижимались к Мирру с боков, и все медленно поднялись на гребень. Мирр чувствовал, как бьются сердца волков. «Волнуются за меня», – подумал он и с тоской вспомнил, как билось сердце матери, когда он был совсем маленьким щенком и она прижимала его к себе в логове. Но она бросила его, а его теперь защищают два волка, в которых не течет и капли его крови, хотя они относятся к нему как к родному. Мирр надеялся, что не сделает ничего такого, из-за чего они тоже отвернутся и уйдут, как это сделали его родные мама и папа. Он понимал, что его вины в том, что родители его бросили, не было. Эдме постоянно ему это твердила и сердилась всякий раз, когда Мирр спрашивал, не из-за него ли отвернулись от своего сына родители. «Ты здесь совсем ни при чем, Миррглош, – повторяла она. – Все дело в них! Они просто заболели, дорогой. Хватит, не будем говорить об этом!»
Мирр прислушивался к стуку сердец Фаолана и Эдме, и ему становилось радостнее на душе. Эти звуки для него были драгоценнее всего на свете. Он слышал, что существуют особые драгоценные камни, которые очень красиво сверкают. Некоторые животные готовы были даже продать свою душу ради таких красивых камней, но маленький Мирр этого не понимал. Никакие камни во всем мире не могли сравниться со стуком сердец его друзей, которые сейчас прижимались к нему.
Они уже почти поднялись на самую вершину, как очередной налетевший порыв ударил по ним, как молот по наковальне, и едва не сбил с ног. Удержится ли крепость против такого сильного ветра? Мир почувствовал, как лапы его предательски скользят по льду. Он крепко зажмурился и задержал дыхание. Удары сердец Фаолана и Эдме эхом раздавались во всем его теле. «Я могу умереть… могу умереть… но меня любят».
Он раскрыл глаза, и мир засиял для него ярче любого бриллианта.
«Кость в пасти, когти в загривке щенка, – такова была единственная мысль, крутившаяся в голове у Эдме. – Если я не отпущу их, то все будет хорошо». Они падали – и, казалось, не просто скользили по льду, а свободно летели по воздуху. Эдме не была уверена, в какой стороне от гребня они сейчас находятся – в той, по которой они карабкались по склону, или в дальней. Под лапами она ничего не ощущала, хотя каким-то образом чувствовала, что Фаолан тоже держит Мирра, как и она. Неужели они на самом деле летят?
Но вот их падение прекратилось, хотя столкновение не было таким жестким, как она ожидала. Они втроем угодили прямо в сугроб, и их лапы перепутались так, что не сразу можно было сказать, где чьи.
– Какая удача! Прямо в снег! – воскликнул Фаолан, освобождая задние ноги. Оба они с Эдме чувствовали, как под ними копошится Мирр. Выбравшись из сугроба, он удивленно сказал: