На спине соседнего нарвала вместе с Аббаном сидела ее мать. Заметив, что Дэрли беспокойно оглядывается по сторонам, она поняла, в чем дело.
– Пой, Дэрли, пой! – крикнула она. – Ты же скрилин. Первый скрилин нового мира.
И Дэрли запрокинула голову и запела.
Мы бежали из тьмы,
Из разбитой и мертвой земли.
Надежды наши и сны
Навеки исчезли.
Но безумной порой
Смелый волк нас повел за собой.
Он зажег нас мечтой
О загадочной Синей Дали.
На мосту Ледяном
Мы забыли о доме родном.
А потом мост пошел ходуном,
Свалив нас в холодную воду.
Но спасли нас киты,
Воплощенье большой доброты.
И смотрели на нас с высоты
Люпус, Глаукс и Урсус.
Что нас ждет впереди?
Неужели там новый наш дом?
Чем напомнит он нам о былом?
Так плыви ж, добрый кит! Мы узнаем…
Другие животные постепенно подхватывали песню. Волки завыли, а из гортаней Тоби и Барни вырвался глубокий рев, отозвавшийся далеким эхом в сердце Фаолана.
Свое последнее убежище на той стороне Замерзшего моря они назвали Последней берлогой. Теперь, выбравшись на небольшую песчаную полоску вдоль линии прилива, над которой навис земляной берег с многочисленными норами, но без малейших признаков снега или льда, они выискивали место убежища в этом мире, которое назовут Первой берлогой.
Аббан развернулся, снова вошел в воду и поплыл к Большому Бивню.
– Нам нужно тоже поблагодарить Большого Бивня, – предложил Фаолан.
Остальные согласились и вместе поплыли к нарезавшим в бухте круги нарвалам.
– Наступает время отлива, – предупредил их Аббан. – Поспешите, долго оставаться тут они не смогут.
На бивне нарвала до сих пор краснели пятна крови, но Аббан подплыл к месту между бровью и дыхалом нарвала и принялся лизать серую в крапинках кожу кита. При этом из его горла вылетали странные звуки – звуки, которые до сих пор не издавал ни один волк на свете. Старый Бивень закрыл глаза и казался довольным.
– Мы не говорим на его языке, – пробормотала Мхайри.
– Это неважно, – ответил Аббан. – Просто лижите их в том месте, где и я. Так вы им скажете «спасибо».
И вот волки и два медведя подплыли к нарвалам, которые довезли их до берега, и стали лизать в том месте, на которое указал нарвал. Киты же радостно били хвостами по волнам, поднимая брызги.
Аббан засмеялся.
– Старый Бивень говорит, что хватит их благодарить, а то никто не захочет уплывать, а вода уйдет.
Волки с медведями побрели на сушу, на песчаный пляж. Аббан взбежал на самый высокий холм и забрался на скалистый выступ, нависавший над заливом. Он провожал взглядом нарвалов, уплывавших к горизонту, и с его мордочки капали слезы вилиг, как они назывались на волчьем языке, – особые грустно-счастливые слезы. Они не так жалили, как другие слезы, и некоторые говорили, что у них янтарно-золотистый цвет.
А как же ему было не печалиться расставанию с друзьями и как было не радоваться от того, что за такой короткий срок судьба подарила ему не одну, а целых две жизни? Одну – жизнь волка и другую – жизнь морского существа. Да, ему необыкновенно повезло, но почему так получилось? Почему он упал в морскую пучину и нашел там дорогих его сердцу животных? Почему он понимал их язык? Настала пора прощаться с морем и с этими существами, спасшими ему жизнь и избавившими навсегда от Хипа, который без конца преследовал и мучил его, Аббана, с рождения.
Рядом с ним встала Кайла, которая, казалось, прочитала его мысли.
– Пусть убирается в Сумеречный Мир и никогда не найдет свой хвост.
Она ткнулась носом в загривок Аббана и поворошила ему мех.
– Пойдем, сынок, к остальным. Солнце садится. Нам нужно найти убежище.
– Еще немножко, мам. Я хочу подождать до заката, пока не наступят сумерки. Я еще вижу их хвосты и бивни. Хочу запомнить их навсегда. Они такие благородные, достойные животные. Прямо как стражи, о которых ты мне рассказывала.
– Ты имеешь в виду сов? Ночных стражей? – спросила тихо подошедшая к ним Дэрли.
– Да. Ты должна рассказать нам все, что знаешь о них. Мы не должны их забыть.
Дэрли кивнула головой на восток.
– Это было далеко, но мы их не забудем – сов, Ночных стражей.
– Я помню их и могу рассказать их историю, – сказала приземлившаяся рядом Гвиннет.
Она склонила голову набок, к востоку, и застыла, словно прислушиваясь к истории, которую ей нашептывал ветер.
– Давным-давно в далеком королевстве Га’Хуул жили на свете совы-рыцари, которые всегда выступали против тьмы и совершали благородные поступки. Они никогда не лгали и говорили одну только правду. Они поставили себе целью искоренить все зло в мире, помочь слабым, утешить страдающих, вразумить тщеславных и поставить на место грубых. С чистым сердцем они возносились в воздух…
Четыре волка и сова долго сидели на вершине холма. Когда на землю стали опускаться сумерки, которые совы называли лиловыми, за горизонтом исчезли последние раздвоенные хвосты китов.
К ним подошла Эдме.
– Спускайтесь. Беллс нас покидает, – сказала она тихо. Все отвернулись от моря и пошли вниз. Последним спускался Аббан, бросив последний взгляд на восток, но нарвалов там уже не было. Как и не было видно ни малейших следов Ледяного моста.
Когда они пришли на пляж, то увидели, как остальные животные стоят кругом и смотрят вниз. В центре круга к земле прижималась Моди, мордочка которой слегка поблескивала золотом. В круг зашла Эдме, уселась рядом с Моди и погладила ее лапой. С другой стороны села Гвиннет. Моди же не сводила глаз с Беллс. Крылья бабочки время от времени вздрагивали, но на них уже не было ни единой золотой пылинки. Теперь они были полностью прозрачными. Гвиннет слышала, как крохотное сердце бьется все реже и реже.
– Мы здесь, Беллс, – прошептала Моди едва слышно, не громче, чем шелестели крылья самой бабочки.
«Значит, это и есть хвлин расщепления», – думала она. То, что произошло и с ее матерью, только на холодном поле битвы, на льду, обагренном кровью злых волков. Если ее матери суждено было умереть, то почему это не случилось на тихом песчаном берегу? Здесь не было ни крови, ни яростных криков только песок и небо, на котором зажигались звезды.
– Я знаю, что вы здесь, Моди, – прошептала в ответ Беллс тонюсеньким голоском.
Мод хотела что-нибудь добавить, что-нибудь очень важное, но не могла придумать, что именно. Потом ее вспомнились слова, которые ей говорили в день смерти ее матери. И говорила эти слова сама Беллс.
– Прими мои соболезнования, – сказала Моди и добавила: – Золотистая.