Загадка жизни и грязные носки Йоса Гротьеса из Дрила - читать онлайн книгу. Автор: Ян Паул Схюттен cтр.№ 27

Но Чингисхан не вадома. Вадома не воинственны, они не грабят и не заводят детей повсюду где придется. То есть наш внешний вид отчасти зависит и от случая. Число пальцев на ногах, размеры тела — все может различаться даже в пределах одного вида. И никаких переходных форм зачастую вообще нет. Ведь между нами и вадома нет трех- или четырехпалого племени. При этом окаменелости и переходные формы отнюдь не единственное доказательство эволюции. Есть еще один способ доказать эволюцию практически.

Можно изо дня в день следить за тем, как работает эволюция, надо только внимательно смотреть вокруг. Тогда ты, к примеру, узнаешь, что в ту пору, когда Лондон был грязным закопченным городом, тамошние бабочки имели намного более темную окраску. Жизнь в природе находится в вечном движении, и в переменчивой среде виды постоянно возникают или исчезают. Еще можно потолковать с рыбаками, и они расскажут тебе, что треска, которую они ловят, непрерывно мельчает.

Рыба мельчает, потому что мелкую треску ловить запрещено. По стандарту треска должна быть длиной минимум 35 сантиметров. В противном случае ее полагается отпустить в море. Стало быть, рыбе выгодно оставаться мелкой. И в последние годы треска и стала гораздо мельче. Она раньше взрослеет и раньше начинает размножаться. Это лишь один из сотни примеров эволюции, происходящей прямо у нас под носом.

Можно и самому устроить эволюции проверку. Именно так и поступил биолог Энтони Херрел. Он высадил пять пар ящериц на острове, где ящерицы не водились. Вернувшись туда спустя целых 36 лет, он нашел там потомков своих пяти парочек — это подтвердил анализ ДНК. Этих ящериц Херрел сравнил с тем видом, от которого они происходили, и обнаружил, что за минувшие годы островные ящерицы успели значительно измениться. Например, у них увеличились головы, а челюсти стали чрезвычайно сильными. И в противоположность собратьям по виду питались они преимущественно растениями, а не насекомыми. Видимо, на острове было легче найти растительную пищу. Представители того же вида, продолжавшие жить на континенте, за все эти годы, конечно, ничуть не изменились. Причин меняться не было.

Разумеется, 36 лет — долгий срок для эксперимента. Можно и побыстрее. Но в таком случае надо обратиться к видам, которые размножаются с куда большей скоростью, например к бактериям. Им достаточно нескольких часов, а то и минут. Поэтому биологи охотно экспериментируют с этими организмами. Излюбленным «подопытным кроликом» является кишечная палочка, эшерихия коли. Это одна из самых обыкновенных бактерий, их на Земле сотня миллиардов. У тебя в кишечнике, к примеру, их тоже полным-полно. И эта бактерия очень подходит для опытов.

Эксперимент проходил следующим образом: ученые поместили бактерии в плошки. Добавили туда глюкозу и цитрат. Глюкоза — это разновидность сахара, а цитрат — штука несъедобная. Потом они стали смотреть, что произойдет. Оказалось, что вначале прибавляется огромное количество бактерий, но в определенный момент рост прекращается. Вполне логично. Глюкоза заканчивается, есть больше нечего. Значит, новым бактериям взяться неоткуда.

На следующий день исследователи взяли из вчерашней плошки несколько бактерий и повторили опыт. И в последующие дни повторяли то же самое. Неделя за неделей. Год за годом. Регулярно сопоставляя бактерии и их количество.

Казалось бы, скучнейший эксперимент. Скучные бактерии в скучных плошках со скучной едой. Двадцать лет подряд. Но зато ученые смогли увидеть разницу между получившимися бактериями, их родителями, дедами, прадедами, прапрадедами, прапрапрапрадедами… и так далее (если записать весь ряд полностью, придется повторить приставку «пра» 45 тысяч раз). Чтобы измениться, бактериям, стало быть, необходимо два десятка лет. А людям потребовался бы целый миллион.

Кое-что очень даже изменилось. Медленно, но верно число бактерий в плошке к концу дня стало возрастать. Бактерии научились выживать и размножаться в новых условиях. Исследователи примерно этого и ожидали. Но приблизительно в тридцатитрехтысячном поколении случилось нечто поразительное, разом заставившее забыть всю скуку долгих лет ожидания. Число бактерий выросло неимоверно! Колонии стали вшестеро больше. И не медленно, а буквально в одночасье.

Что же произошло? Почему колонии бактерий за относительно короткое время сумели так поразительно вырасти? Некоторые бактерии вдруг переключились на цитрат, стали питаться этим несъедобным веществом. И в плошке сразу обнаружилось намного больше еды. За короткое время бактерии развились в совершенно новый вид, который выживал в такой плошке гораздо успешнее, потому что сидел на абсолютно другой диете. Ну, как если бы ты, проголодавшись, вдруг начал есть камни и песок. Здесь уже не эволюция, а революция. Это исследование означало огромный прорыв в нашем представлении об эволюции. Выходит, она может идти равномерно, а может внезапно развить огромную скорость.

Вернемся к теории эволюции. Путем логических умозаключений Дарвин объяснил, как могут возникнуть различные виды. Это теория. Реальность доказывает, что эволюция идет прямо у нас на глазах. Это практика. Дарвиновская теория по-прежнему остается теорией, хотя сейчас уже полностью доказана. То есть теория вовсе не обязательно «недоказанная идея». Она может быть и установленным фактом.

Природа устроена так превосходно, не иначе ее создал Бог — так думали многие народы, о которых написано в начале этой книги. Послушай, как в мае поют птицы. Или посмотри на закатное солнце над снежными вершинами гор, или на краски кораллов, или на некоторых животных. Неужели вся эта красота могла возникнуть лишь в ходе эволюции? Но существует и другая сторона. Уродливая, мрачная. Возьмем, например, печеночную двуустку…

Порой на пастбищах можно увидеть муравьев, сидящих на верхушках травинок. Что они делают? Наслаждаются видом? Нет. Делать там муравьям совершенно нечего. Еды нет, да и для жизни опасно. В любую минуту овца может слопать. В том-то все и дело… Нужно это не муравью, а крохотному, ничтожному червячку — печеночной двуустке. Она настолько мала, что может угнездиться в мозгу муравья. И захватывает там власть — ползает в голове и изменяет поведение бедняги муравья так, что он вдруг вцепляется в верхушку травинки. А двуустке только того и надо.