— Но если всем сразу же все было понятно, почему общество молча проглотило ложь про погибших у телебашни? Почему нельзя было еще тогда защитить и «Альфу», и армию?
— Никто не молчал. Существовали экспертизы, акты, в итоговом документе, подписанном генпрокурором Трубиным, расписано было все конкретно — кто и как погиб. Никто ничего не скрывал. Другое дело, что из этой ситуации в Литве сделали культ. Литве нужны были герои, а ничего геройского в том событии не было. Но миф был создан, и его нужно подкреплять. И на этом зиждется идеология сегодняшнего литовского руководства. Нельзя развенчивать этот миф, потому что это основа, без которой все рухнет. Поэтому и не проводятся расследования — потому что это невыгодно официальным литовским властям.
— Но это ж не может длиться вечно?
— Нет, конечно. Но для истории 20 лет — это не срок. Пройдет еще 20 лет, но все равно это дело когда-то расследуют, потому что ситуация шита белыми нитками. Все очевидно, но литовские власти очевидное отрицают.
Квартирный вопрос испортил не только москвичей
— А в чем был интерес Буткявичюса рассказывать вам о том, что он поставил на крыши домов своих стрелков?
— Это отдельная история. В свое время он обратился ко мне с просьбой дать показания против Ландсбергиса о том, что тот в свое время являлся агентом органов безопасности.
— А он являлся?
— Да, и это ни для кого не секрет. В те времена, когда у Буткявичюса возник конфликт с Ландсбергисом, он обратился ко мне с просьбой — не могу ли я помочь ему в расследовании этой ситуации? Я сказал, что могу, потому что знаю непосредственно того оперативного работника, у которого на связи был Ландсбергис, и могу лично подтвердить, что видел учетную карточку из вспомогательной картотеки. О чем я и поведал комиссии, которая это дело расследовала. Мои показания зарегистрировали, но… Счет был 0:0 — мы не смогли доказать без подписки о сотрудничестве то, что Ландсбергис был агентом, а суд не признал, что мы его оклеветали. Все разошлись при своих интересах.
— Это правда, что вильнюсскую квартиру Цаплина после его отъезда занял Буткявичюс?
— Правда. Сразу после того, как из квартиры была вывезена мебель, Буткявичюс туда и вселился. Цаплин уехал на второй день после событий. Это не было бегством — со стороны литовских властей пришло предупреждение о том, что в отношении него будут приниматься репрессивные меры, поэтому, пока этого не случилось, ему рекомендуют покинуть Литву. Что он и сделал. Что касается его смерти, которая до сих пор не расследована, то это трагедия не только для его семьи, но и для меня, потому что лично для меня он был другом.
— Вам его смерть тоже показалась «своевременной» и странной?
— Участие литовских спецслужб в гибели Цаплина не доказано. Хотя, если поставить вопрос, кому это выгодно, то именно литовской стороне, потому что, оставаясь за штатом КГБ, он делал очень много для того, чтобы помочь бывшим сотрудникам комитета. Он занимался их трудоустройством в территориальные органы России, принимал живое участие в судьбах этих людей. У него была великолепная информационная подборка, архив по Литве, в котором многие документы ждали своего времени, чтобы быть обнародованными. В этом смысле смерть Цаплина определенным кругам в Литве была выгодна. Но доказательств я не имею. Отсутствие результатов работы следствия говорит о том, что здесь все-таки было не простое бытовое убийство. Слишком много в деле есть нестыковок. Трудно поверить, что он пошел на встречу в лесопарковую зону один, а затем оступился, упал и ударился. Он был умный и осторожный человек. Литовские спецслужбы на самом деле ездили «охотиться» и по России, и по Белоруссии, но не нужно их демонизировать. Там и по сегодняшний день практически нет профессионалов.
Миф продолжает работать
— По прошествии стольких лет вы смогли найти ответ на вопрос — что все-таки с нашей страной произошло в 1991 году?
— Мы об этом много говорили и с Цаплиным, когда уже не находились на службе, и приходили всегда примерно к одним и тем же выводам — что имело место предательство со стороны Горбачева, и в той ситуации мы ничего не могли изменить. Очень часто, вплоть до сего дня, нас упрекают в том, что мы плохие профессионалы, не уберегли Советский Союз. Но если мы в чем-то и виноваты, так только в том, что у Крючкова не хватило мужества арестовать Горбачева и привлечь к суду.
Рано или поздно переоценка ценностей произойдет. Но пока существуют люди, которые живут на этом мифе, причем которые имеют бонусы в виде премий и ежемесячных пособий как участники и герои тех событий, ничего другого ждать не приходится. Сегодня в Литве существует целый класс людей, которые считаются героями отечества, хотя на самом деле ничего не сделали. Список героев с каждым годом растет, миф продолжает работать. И отказаться от него сегодня — это значит лишить несколько тысяч человек преимуществ, которые они на сегодняшний день имеют. Персональные пенсии и земельные участки, которые давались героям январских событий и защитникам независимости Литвы, придется возвращать государству, как незаслуженно полученное вознаграждение. Поэтому миф и не развенчивается.
— Какова степень запуганности народа в сегодняшней Литве? Государство продолжает преследовать тех, кто придерживается позиции, которая противоречит официальной версии?
— Даже те люди, которые давали показания в суде о том, что во время январских событий видели, как стреляли сверху, в той или иной степени высказывали опасения за свою дальнейшую судьбу. Остальные несколько десятков людей, в том числе и мне лично знакомых, отказались официально дать на суде показания, боясь преследования. Литва по всем показателям — одно из самых неудачных государств Евросоюза, хотя со стороны создается впечатление, что все здесь благополучно, на самом деле ситуация катастрофическая. Власти сегодня откровенно врут о том, что народ живет замечательно, что ситуация с каждым днем улучшается. Это не соответствует действительности. Но народ не выходит на улицы бороться за свои права, потому что боится потерять даже те крохи, которые имеет.
* * *
По иронии судьбы после разговора с Осиповым я как раз собиралась на встречу с Аудрюсом Буткявичюсом. И вдруг меня осенило.
— Как думаете: какой вопрос ему задать, чтобы вывести его из себя? — попросила я совета у своего собеседника.
Он ответил не задумываясь:
— Спросите его — что он будет делать, если эти 18 пограничников вдруг заговорят?
Я так и сделала.
Реакция была фантастической: умный и хитрый Аудрюс Буткявичюс, с которым мы до этого вели бесконечно интересные разговоры, вдруг вышел из себя. Говорил, что я занимаюсь ерундой. Что играю в игры старых коммунистов. Занимаюсь политическими играми и оскорбляю погибших. И даже пытался выгнать меня из профессии.
Терять приятельские отношения с безусловно умным, хотя и коварным собеседником, было жалко. Но для полноты мозаики этого эмоционального «бриллианта» явно не хватало, поэтому приходилось терпеть и слушать.