— Этот зверек национализма, который в конце 80-х был разбужен в литовцах, пробудился сам или кто-то ему помог?
— Людей накачивали средства массовой информации. Причем делалось это не напрямую. Я бы назвал это «ползучий геноцид». Даже преступников стали делить на своих и чужих. По телевидению обязательно подчеркивали, кто совершил преступление — русский, поляк или литовец.
Бывший заместитель командира вильнюсского ОМОНа Алексей Антоненко уехал из Литвы после того, как с ним пытались расправиться, избив до полусмерти. Но он выжил. Фото Г. Сапожниковой.
В поисках альтернативы я стал ходить на митинги. Мне очень понравилась идея Валерия Иванова насчет того, как решить национальный вопрос. Так же, как решали в Советском Союзе: если в Вильнюсе процент литовцев и нелитовцев составляет 50 на 50, значит, все чиновники, депутаты и министры тоже должны занимать места в той же пропорции. А литовцы возражали, когда я с ними говорил на эту тему. Они говорили — а где вы найдете столько умных русскоязычных?
Видишь, что это все уже комом катится, катится… Наконец наступил январь 1991-го. Я уже был в то время ярым противником «Саюдиса», стоял вместе с толпой во дворе Верховного Совета, когда Ландсбергис в страхе высовывался из окна со второго этажа. Может, если бы тогда люди ворвались вовнутрь и прикончили эту власть в зародыше, все было бы по-другому. Но не получилось. Безоружные не пошли против вооруженных.
Кто грабил «таможни»?
— Вы перешли в ОМОН, когда уже все случилось: и события 13 января, и раскол отряда. Почему ждали почти до мая?
— Я и раньше хотел туда перейти в качестве рядового бойца, но мне отказали. Сказали: у тебя есть великолепная возможность нам помочь, потому что ты находишься в гуще событий. Я давал в отряд много ценной информации.
О том, например, как в мае 1991-го на белорусско-литовской границе был убит участковый инспектор белорусской милиции капитан Александр Фиясь, о чем в Литве вспоминать не хотят.
Он ехал в Вильнюс на своей автомашине с женой и детьми. Там стоял «таможенный» вагончик, он этим самозванцам не подчинился и попер прямо через шлагбаум. А в кустах сидел секретный пост, вооруженный двустволкой, и кто-то выстрелил ему в спину. Парня, который стрелял, задержали и посадили в ИВС (изолятор временного содержания. — Г. С.), а я в то время как раз занимался внутрикамерными разработками задержанных. Я устроил ему очень «хорошее» соседство, подсадил в камеру своего человечка, который рассказал потом, как прокуроры учили его сокамерника, что нужно говорить. Картина была ясна, но в печати везде вышло, что это будто бы Фиясь сам первым выхватил оружие… Парень, который выстрелил, был потом оправдан, как правильно исполнивший инструкцию.
— Случившееся двумя месяцами позже убийство «таможенников» в Мядининкае можно было предугадать?
— Как раз накануне мы задумали провести там свою операцию. Дело в том, что мы получили данные о том, что на этой «таможне» безбожно грабят людей. Этот пост считался у них номером один, там проходило больше всего транспорта — и фуры, и легковые, — и «таможенники» брали со всех мзду. После смены они ехали на чью-то дачу, складывали награбленное и делили. Таким же грабежом, по нашим данным, занимались в аэропортовской таможне. Сотрудник пообещал устроить туда нашего человечка с видеокамерой, чтобы снимать все, что там происходит. И мы решили, что, коли есть такая возможность, надо заодно заснять и Мядининкай, чтобы показать потом по «каспервидению» — так называли телевидение Бурокявичюса. И поэтому 29 июля 1991 года мы поехали на место с моим коллегой, тоже майором милиции, который перед тем, как пришел к нам, работал в ОБХСС. Задумка была такая: напротив «таможенного» поста, чуть-чуть в низинке, были кусты ольхи и осины — мы хотели посадить туда двоих человек из нашего отделения, которые раньше работали наружниками. А на белорусской территории подыскали место, где можно было бы поставить командно-штабную машину с мощной антенной, и там должны были сидеть наш инженер и основная группа с видеокамерой. Наружники засекают, кого ограбили, передают нам условную фразу, мы эту машину останавливаем и берем интервью.
— Кто-то сработал на опережение? Или слил задумку?
— Не думаю, что слил. Не знаю… Мы доложили Макутыновичу. У него в кабинете была школьная доска, я нарисовал схему, что и как. И уехал домой отдыхать. А когда приехал на следующий день, новость про Мядининкай была как гром с ясного неба…
— Вы сразу же поняли, что это была ловушка?
— Нет, я это так не воспринимал. Мы уже привыкли к тому, что на нас все валят. Ежедневно какие-то люди ходили около базы, воспитательницы приводили детишек, и, точно так, как сейчас на Украине кричат «Коммуняку на гилляку», так сиротки из детского дома кричали: «ОМОН — вон! ОМОН — это СПИД на теле Литвы!» И если до того, как я пришел в отряд, ребята часто ездили на прекращение деятельности незаконных таможенных пунктов, то потом Москва это запретила. Категорически! И не просто запретила, а еще прислала своего эмиссара — подполковника из управления по охране общественного порядка МВД СССР, который жил у нас на базе и целый день сидел в кабинете у Макутыновича. Мы на эти «таможни» ездить перестали, но их все равно продолжали громить. Все оружие ОМОНа было отстреляно еще тогда — вопросов к нам не было.
«Я люблю СССР»
— У вас, как у бывшего оперативника, есть своя версия?
— Теоретически можно допустить все что угодно. Мы вообще-то думали, что это сделал Департамент охраны края, для того, чтобы дискредитировать ОМОН. Максимум, что могли сделать мы, — заставить «таможенников» десять раз отжаться от пола и сказать «я люблю СССР» — и отправить в Вильнюс пешком. А тут были такие демонстративно-показательные вещи…
В ходе проверки, которую проводили и мы, и МВД, и КГБ, и прокуратура Литвы, были отработаны различные версии. Вариант, что это могли устроить сами представители литовских официальных структур, прокуратура тоже рассматривала. Мы со следствием никакой связи не поддерживали, но было известно, что людей убили не в том домике, где нашли тела, потому что пулевых отверстий в полу или в стенах не нашли, только кровь. Среди убитых «таможенников» четверо были вооружены — двое с автоматами из отряда АРАС (подразделение литовской полиции по антитеррористическим операциям. — Г. С.) и двое полицейских из ГАИ, которые тоже не лыком шиты, — если что, быстро выхватывают оружие. Но почему-то никто не сопротивлялся. О чем это говорит? О том, что операция была тщательно подготовлена.
Примерно через неделю после событий в Мядининкае была предпринята попытка еще одной провокации, о которой мало кто знает. В республике было объявлено несколько дней траура. Ландсбергис закатывал истерики по радио и телевидению насчет того, что с ОМОНом надо покончить, потому что это убийцы, и призвал всех прийти на трехдневный пикет к нашей базе. Мы получили данные о том, что подготовлена операция «Буря». Суть — собрать на пикет как можно больше людей, спровоцировать беспорядки и застрелить несколько человек с тем, чтобы опять все свалить на нас. Толпа должна была окружить здание и попытаться зайти вовнутрь — и тогда ОМОН сам будет вынужден освободить базу. Такая версия преподносилась для народа.