– «Тринадцать негритят решили пообедать», – тихо пропел Олег и посмотрел на курящийся котелок.
– Хорошо, следующую ночь будет Володя, – прервала песню Катя. Она какое-то время боролась с собой, но потом не выдержала, поморщилась и вскочила: – Не придумывайте себе сказок. Кто к кому приходил, кто как завывал. Нет ничего!
– Ой, было, было. Ходил! – орал Санек.
Олег весело засмеялся. Вторя его смеху, затрещали ветки в костре, взлетели искры.
– Я знаю, куда Алабай делась! – взывал с верхотуры Санек.
– Ты ее оттуда видишь? – обрадовалась Катя.
– Ее в жертву принесли. Раньше, когда дело какое начинали, приносили в жертву красивых девушек.
– Ты там опух на своем маяке? – завопил Никитос. – Какая же Алабай красивая? Мы лучше Ветку в речку бросим, тогда наш поход будет удачным.
– Я тебе брошу! – На маяке заскреблись, зашуршали в очередной попытке слезть.
– Так, хватит об этом, – притопнула ногой Катя и уселась у костра. – Надо выбрать шамана и изобрести обряды. Кто хочет быть шаманом?
– Я! – заверещал Санек. Никуда он не спускался, все так и сидел на своем насесте. – Меня возьмите! Я вам тут нашаманю! Лягушки с неба посыпятся…
Миша захрустел ветками, приподнимаясь, но Никитос опередил его:
– Шаманом надо делать Игоря. Он все равно не сможет охранять, сбежит. Пускай шаманит. Я буду вашим сказителем. Олег…
– Я – охотником! – напомнил о себе Олег.
– Ладно, охотником, – разрешила Катя. – Никитка – летописцем. Санек – рыболовом.
– Кем?! – завыл Санек. – Не хочу я быть рыболовом. Я тоже охотником буду. Пускай Мишка будет рыболовом.
Миша промолчал.
– Да какой он рыболов, – вздохнула Катя. – Он будет нашим одним сплошным проклятьем.
– О! Точно! – вскрикнул Санек, и внутри маяка что-то с грохотом обвалилось.
– Вы мне тут еще убейтесь, – проворчала Катя.
Из-за маяка вышел Игорь. Он стоял, сонно глядя на ребят. Нахохлившись. Руки в карманах.
– А рисунки… того, стерлись, – негромко произнес он.
Первым с места сорвался Олег, следом Никитос.
Отсюда, сверху, и правда казалось, что рисунков нет. Что их затерла волна, выжгло солнце, выел ветер.
На камнях сидела Аня.
Мальчишки проскакали к воде, за ними хромал Санек, свалившийся со своего насеста.
– Ты чего здесь делаешь? – Олег задержался около Алабая.
– Смотри, какая шикарная вещь!
Она подвинулась, показывая низенький кустик. На нем висел скелет птицы.
– На фоне озера очень хорошо получается.
Она подняла фотоаппарат, чтобы сделать снимок.
– Сумасшедшая!
Свистнула палка. Олег сшиб скелет. Птица взлетела. Еще удар. Голова отделилась и запрыгала по камням, хрустнули упавшие кости.
– Псих!
Олег развернулся. Он не чувствовал себя. Рука пошла сама. Палка, острая палка, так удачно легшая в ладонь… И словно кто-то подправил движение, чтобы удар пришелся точнее. Он увидел большие, как будто прозрачные глаза. Это было настолько неожиданно, что страх парализовал. Палка выпала из рук.
– Ты чего? – прошептала Аня. Она смотрела завороженно. Ударь Олег – она бы не отклонилась.
– Сойди с беса, – посоветовала Катя. – На разломе стоишь.
Олег подпрыгнул. Поскользнулся. Не упал, удержав равновесие.
Рисунки никуда не делись. В высоких лучах солнца они стали незаметны. Олег разглядел дурацкую ухмылку. Показалось, что пятерня шевельнулась. Он отходил, но все время оказывалось, что на чем-то стоит: то на рыбе, то на ящерице, а то его ногу обвивает невероятно длинная шея лебедя.
– А! Вы уже здесь!
По берегу подходил Дима. С достоинством вышагивать по камням ни у кого бы не получилось. Не получилось и у него. Он спотыкался, взмахивая руками, искал опору – карабкался, а не шествовал, как ему бы хотелось. За ним горохом по камням прыгали рыжие:
– Дима! Дима!
Аня рыдала.
– Уйди, – посоветовала Катя Олегу.
Олег зайцем помчался наверх, отряхивая плечи. Ему казалось: что-то прицепилось, словно паутина тянется за ним, не отстает. Над бесовскими следками взлетали возмущенные крики. Дима грозил обрушить на поэтов все кары небесные. Олег втянул голову в плечи.
– Черт! Место здесь какое-то… дурацкое. Все время ударить кого-нибудь хочется или наорать. А лучше и наорать, и ударить. Не нравится мне здесь. Зря приехали. Считали бы они свои деревья в каком-нибудь другом месте.
Он сел у костра на корточки и бездумно уставился на огонь.
– Знаешь, когда человек становится слабым? – прошептал Миша.
– Когда спит! Когда же еще? – фыркнул Санек.
– Когда эмоцию сильную проявляет – страх там или радость. Душа в этот момент открыта, и туда что угодно может войти.
– Шаман, что ли? – Санек неудобно переступил.
Миша посмотрел на него своим сумасшедшим взглядом и шлепнул губами:
– А тебе ночью ничего такого не снилось?
Санек отвел глаза, пошевелил палкой в костре. Говорить об этом ему не хотелось.
– А ты кого видел? – прошептал он. – Беса?
– Нет, это был не бес.
Вода посерела, возмущенно изошла пузырьками и забурлила, забулькала, закипела. Чаинки нехотя поплыли, заварка расходилась коричневыми всполохами.
Санек подобрал недорезанную фигуру:
– А мне вчера и правда показалось, что кто-то пришел. – Он провел ладонью по испачканному кровью носу рыбы.
– Когда бес придет, не ошибешься. Так скрутит, мало не покажется.
Миша поглядел тяжело – так, что Санек отложил фигуру:
– А он придет?
– Если жертва потребуется… – пожал могучими плечами Миша. – Мы же не первые здесь. Не думаю, что если бы в сводках были постоянные убийства, сюда бы так просто пускали. Да и маяк тут. Значит, люди жили, ничего не боялись. Никого тут не убивали.
– А чего тогда ушли? – Санек все пытался поймать Мишу на противоречии.
– Это из-за ученых.
– Как это?
– Они для Эрмитажа часть скалы с рисунками отделили. Не здесь, а рядом, на Пери Носу. Подорвали и отделили. А там бесиха была, подруга нашего беса. Вот он и разозлился. Волну нагнал, ученых пытался утопить. А потом мор на Бесоносовку наслал. Кто успел уехать, тот выжил. Тогда же и маяк закрыли. Я рассказывал.
– Это чего же, он может и нас тут перебить? – встрепенулся Санек.