Между строчек опять произошло копошение, и на свет вылезла целая толпа.
– Это семейство – Еры. А это – Юсы, – представила Ять.
Буквы скромно поздоровались и выстроились в линеечку. К ним присоединились Омега, Кси, Пси, Фита, Ижица.
Поэт от удивления свалился со стула, книга упала, и буквы, попискивая, втиснулись обратно.
– Нет, ты видел, видел! – обратился он к ежику. Но ежик только фыркал. И не было в языке букв, чтобы очень точно изобразить на бумаге это фырканье.
Поэт принялся брать книги наугад, трясти их, но исчезнувшие буквы больше не появлялись. И вдруг среди привычных букв он заметил букву Ер!
– Смотри, смотри, нашёл! Ты – Ер. А вы – Еры, – обратился он к мягкому и твёрдому знакам.
Знаки промолчали. Да, они писались так же, но теперь были всего лишь знаками. Их лишили голоса! А ведь раньше, лет тысячу назад, они звучали. Мягкий – похоже на И. Твёрдый – что-то среднее между У и Ы.
У поэта опустились руки. Ему хотелось взять в руки любое слово с этими знаками и приласкать, прочитать так, как тысячу лет назад: ночи, мыши, пяти… А день и вовсе был дьнь – дини.
Но люди так торопились говорить, что стали пропускать некоторые буквы, вроде бы и без них понятно!
А волшебник – не будь дурак, забрал их себе! И теперь живёт припеваючи, с волшебством-то.
Поэт вскочил, растолкал льва и крикнул:
– Вперед, мой дорогой Лёва! Может быть, хотя бы букву Ё мы успеем спасти!
Лев рыкнул и бросился к подоконнику. И они весь остаток ночи носились по городу, отгоняя птиц от точечек над Ё.
Вернувшись домой, поэт во всех рукописях расставил точки над Ё. В кроватке у него спал сынок Лёва. Под шкафом сидел ёжик.
– Ёлкин, – заглянула в кабинет выспавшаяся жена Женя, – почему у нас все книги из шкафа вывалились?
Но поэт, набегавшись, только всхрапнул во сне. А утром даже не мог понять: приснилось ему это всё или было по правде. Он подошёл к зеркалу и долго в него смотрел. За ночь он, кажется, раздался в плечах. И стал как-то умнее лицом. В ушах только почему-то звенит. Поэт потряс головой. Зазвенело чуть громче, и можно было разобрать: Скрытый, Крылатый, Сокровенный, Вечный, Солнце, Постичь, Целый, Верно, Вовеки… Может быть, именно это означали имена изгнанных древних букв?
Глава пятнадцатая, день седьмой. Выходной. Неделя, значит
В субботу мы делаем генеральную уборку. Не знаю, причем здесь какой-то генерал. Наверное, если придёт генерал Армии чистоты и решит отыскать у нас хоть одну пылинку, то ничего у него не получится.
– Правильно говорить «гениальная уборка», – объясняет мама. – «Гений» – это дух человека или местности. Типа ангела. Чем чище вокруг: внутри квартиры или внутри человека – тем гений красивее и чище. Это древние римляне ещё заметили. Так что какую уборку сделаешь, такой рядом с тобой будет гений: чистый или не очень.
– «Гений чистой красоты», – сказал папа. – Вот мой идеал.
И он заглянул за компьютерный стол.
Я осторожно приоткрыла дверь своего шифоньера. После маминого объяснения всего можно ожидать. И действительно, в углу сидел лохматый чертёнок с моими не самыми чистыми носками на рогах. Не очень-то симпатичный у меня гений. Папа тоже что-то тихо ворчал, подкатив пылесос к компьютеру.
Закончив уборку, мы печём пироги. Мама говорит, что она, конечно, могла бы их и наколдовать, но глупо тратить волшебную силу на то, что ты можешь сделать руками. Потом мы отмокаем по очереди в ванне. Затем садимся за стол и, еле-еле шевеля руками, пытаемся есть пироги. Папа ворчит, что это несправедливо, что мама со своей уборкой нас специально так замучивает, чтобы мы поменьше пирогов съели. Чуть живые, мы падаем в постели и засыпаем под густой пироговый запах, вкуснее которого мало что есть на свете. А потом приходит воскресенье. И хотя можно спать до обеда, я встаю раньше всех. Папа говорит, это потому, что у детей батарейки внутри ещё свежие и подзаряжаются быстрее, чем у взрослых.
И вот тут начинается самое скучное. Мне нечего делать. Вообще-то родители обещали пойти в парк, но только после того, как они отоспятся за всю неделю. Книжку я почитала, на понедельник в школу собралась. Сейчас вот диск поставлю, музыку послушаю… Это, кстати, уметь нужно – ничего не делать. НЕ ДЕЛАТЬ – неделя, значит. Так раньше первый день недели назывался. Сейчас он стал последним – воскресеньем. Впрочем, у многих наших знакомых (украинки бабушки Олеси, хорвата дяди Бояна, у которого мы отдыхали в прошлом году; маминой подруги болгарки Стойки Стояновой) на их родных языках этот день недели до сих пор так и называется – неделя. И поэтому понедельник – это тот, что после недели. Вторник, само собой, потому что второй. Раньше говорили – второк. Среда (середа) – она вроде бы должна быть посередине. Может быть, раньше неделя состояла из пяти дней? Или из шести. Тогда среда – середина рабочей недели. Рабочая неделя ещё называется будни. Наверное, потому, что в эти дни не поспишь, сколько хочешь, тебя всегда будят на самом интересном месте. Четверг – четвёртый, четверток. Пятница – пятый день недели, пяток. Это был выходной день. Он-то и назывался в древности НЕДЕЛЯ. В этот день нельзя было прясть, землю пахать, стирать и купать детей. А потом добавились суббота с воскресеньем. Надо бы не суббота, а шесток или шестерник. Но я догадываюсь, что это не местный день, поэтому и название непонятное.
– Здравствуйте. Говорит Израиль, – вдруг донеслось с диска, где вообще-то должен быть записан спектакль «Колобок и два жирафа путешествуют по свету».
«Может быть, это Колобок говорит? Или жирафы…» – подумала я.
– Нет, я не Колобок, – тут же ответили с диска. – Я Израиль. Страна такая. Маленькая. Но важная. Такая, что может дарить слова другим странам. Суббота – это наше слово «шабат», а «шабат» означает: «день покоя».
– Получается, в Израиле в субботу все спокойные? – спросила я у диска, то есть у Израиля, хотя это выглядело немного глупо.
– У нас в этот день выходной, отдых, – объяснил Израиль. – Настоящий выходной, у всех. Автобусы не ездят, хозяйки еду не готовят, никто не включает телевизор, не нажимает кнопки лифта. Даже вещи с одного места на другое переносить нельзя. Короче, никто ничего не делает. Мы берём пример с нашего Бога. Он, когда всё сделал: землю, небо, день и ночь, солнце и звёзды, растений, животных и человека – сказал: «Всё, шабат!». Хватит, то есть. И стал отдыхать.
– Повезло ему, – вздохнула я. – А у нас суббота – самый трудный день. У нас генеральная уборка и помывка. Мы в субботу чуть живые. Вернее, почти мёртвые… Шевелиться в конце дня не можем.
– Если даже шевелиться не можете, то это тоже, кстати, «покой»… Слышала слово «покойник»? – продолжал голос с диска. – А что помывка – оно правильно, в некоторых языках субботний день называют «день омовения».