– Трогательно. Многие убийцы людей любят животных.
– Запомните эту историю. Как-нибудь я расскажу вам продолжение, а пока я сам в неволе, пусть оно останется тайной. Вам трудно поверить мне, ибо я вжился в роль наёмного убийцы в шайке разбойников, именующих себя тайным братством, члены которого, неудачники и авантюристы, присвоили себе звания маршалов и генералов. Но если вы припомните все наши противоборства, то не найдёте ни одного, в котором я не отказался бы от убийства. Итак, вот мой главный секрет: я служу в полиции.
– Знаете, Этьен, я слышал от вашего… от французского консула в Бейруте, что вы предъявили ему бумагу жандарма. Но что с того? Изготовить фальшивку нетрудно.
– Кому, как не вам, это знать, – едко вставил он со смешком, что, соотносясь с его положением, звучало вызовом.
– Впрочем, вы могли обладать подлинным документом, но работать на две руки. То есть вы честно служили в полиции и честно же клялись в верности братству. Наконец, вы могли убить некоего агента по фамилии Голуа и присвоить себе его имя и патент. Проверить это не в моих силах.
– Я говорю не о том! Тут ничего не проверить. Нигде, никого и ни в чём – здесь проверить невозможно! – зашипел он нетерпеливо, и прут сильнее упёрся в мой фрак. – Воспользуйтесь же логикой, и я не тороплю вас, хотя до крайности заинтересован в спешке. Но – торопитесь и вы сами, ибо без меня вам не разобрать, что к чему в этой игре. А моё время истекает. Если я не умру сам, мне помогут. Я смогу потянуть месяц на допросах, поскольку знаю весьма немало, а орден захочет выведать у меня все сведения.
– Почему Себастьяни зол на вас?
– Кто-то донёс на меня. Раньше я был ему нужен, но теперь он хочет вывести меня из игры чужими руками. Не спрашивайте, кто это. Он – или они – знают о каждом из нас всё.
– Вы всегда лгали мне.
– Я не лгал, просто каждый из нас видел в другом себя. Вы мнили меня членом ордена, а я жандарм, я видел в вас жандарма, а вы служите ордену. Неважно, промышляли вы тем изначально или узнали только что.
– Докажите свою добрую волю.
– Вспомните платок.
Я извлёк его из кармана и протянул французу.
– Вот. Утешьтесь. Вы желали показать мне, что свободны от службы Беранже, и в демонстрацию того, что не спешили вызволять его из моих рук, прежде подстелили под колено тряпицу, более беспокоясь как бы не запачкаться.
– И зачем бы мне делать это, если бы я стремился к вашей погибели? Вы беспомощно прозябали в тюрьме, как нынче я, я же обладал над вами безграничной властью.
Но я ответил, что сделал из этого иной вывод: раз у него не вышло угрозами выудить из меня нужное, он решил набиться в друзья, и купить мою благодарность. Всё же кое-что я попросил прояснить – ту самую охоту на Босфоре, когда мы с Муравьёвым едва не пошли на дно. Меня удивило, как легко он пересказал всю историю в мельчайших деталях, а это значило то, что его люди напали и на Карно в Фустате. Но Беранже не ведал о том, из чего следовало, что Голуа и в самом деле ведёт свою собственную игру. Взгляд его в мерцании огарка словно говорил: я открылся вам.
– Вы не разжалобите меня этим и не заставите действовать по вашей указке, если я не сочту необходимым, – счёл нужным уведомить я. – Сами вы, кажется, оказались наконец в положении, в которое ввергали многих.
– Наплевать. Я бывал в таком положении не раз. Да и мало ли, что я делал! Не вам судить о конечном благе. Вы думаете, что до разгадки тайны вам остался лишь шаг, да чёрта с два! Вы всё ещё в начале пути, да и сам я лишь в середине. Но я могу поплатиться и за то, что сказал вам.
– Вы уже под следствием, а к моей помощи прибегли как к крайнему средству. Может, вы с некоторых пор и не враг, но – конкурент.
– А вот этому практическому взгляду я рад. Ведь сегодня пути наши совпадают.
– Что ж, рассказывайте. Но вам придётся весьма постараться, ибо я не верю вам.
– Здесь не лучшее место, чтобы говорить обо всём этом, но раз нет другого… Глупо, что вы не захватили еды…
– Хороши бы мы оба были, угощай я вас сейчас пирожными. Я помогу вам начать. Когда вы поступили на службу в полицию?
– При Бурбонах. До этого я служил по военной части. В разведке. Но не той, которая рыщет по полям в попытке различить авангарды и заставы армии противника. А в той, которая скрытно работает в столицах врагов, в тиши кабинетов, в архивах… устраивая ходы на самый верх через высшее общество и постели министерских любовниц. Я работал против вашего Орлова. Но после Ватерлоо службе моей пришёл конец. Однако меня скоро хватились, ибо ваш Орлов вовсе не собирался на покой.
– Который из Орловых?
– В них недолго заплутать, верно? Один бунтовщик, чуть не повесили, другой его отстоял.
– Да, Михаил и Алексей Фёдоровичи.
– Вот видите, стоило мне лишь намекнуть, как вы и сами почти разобрались.
– Алексей?
– Не эти. А тот, что в тысяча восемьсот десятом году поступил офицером в только что созданную секретную канцелярию.
– Экспедиция секретных дел. Григорий Фёдорович, – припомнил я.
– Да, военная разведка! – натужно рассмеялся он. – Таких, как он, тщательно отобранных молодых выдвиженцев, оказалось ещё шесть. Оставшись после Московской битвы с одной ногой, он после женился на итальянке или француженке – кто их разберёт – и уехал в Европу. Лично я полагал тот брак фикцией, ибо деятельности своей он не оставил, а под видом частного лица только развивал её. И вот, представьте, я, без какого-либо понимания связей занимающийся всем подряд: им, тайными обществами и египетским следом иду в тысяча восемьсот двадцать третьем году в дом номер одиннадцать по улице Севр на открытие мумии Петеменона, привезённой Кайо из Фив. Кого же я встречаю там в ряду прочих баронов Гумбольтов, Девонов, Ларре, герцога де Блакаса и графа де Форбена? Вашего шпиона Григория Орлова. Всё время действа я следил не за Петеменоном, а за ним. А он, представьте, тоже на фараона не глядел, а аккуратно переписывал присутствующих.
– Вы-то с какой целью туда явились?
– С той же, что и он, конечно! Познакомиться с апологетами тайного египетского учения.
– А всё оказалось много сложнее.
– И не передать, насколько.
– Вы уже состояли в ордене, иначе как попали на собрание?
– Состоял! – с отвращением признался он. – В самых низких, жалких и малых градусах – унизительных по самой их ничтожности! Я прошёл семь ступеней за три года – быстро, если не знать, что лестница состоит из семидесяти.
– Это только первый марш. Вы видели себя выше?
– Я и стоял выше, Рытин! Выше большинства спесивых и глупых бездельников, искавших вычурных и причудливых развлечений, чтобы потом хвастаться в салонах. И вот после этого я занялся Карно. А стоило мне им заняться всерьёз, а ему почувствовать это, как он покинул сей мир. И я поверил в его смерть непростительно легко, ибо многие из тех, кто искал в тех чертогах истины, сгинули в ту пору без следа. Слушайте же главное из того, что я готов поведать сегодня: Карно ищет исполинов, он полжизни их искал. Негодяю удалось улизнуть с помощью предателя-бедуина, когда я как раз готовил для него сладкую пытку. Меня после сослали в Россию, потому что князь Прозоровский, по слухам, делал то же самое и умирать не собирался. Я обязался выведать подробности, выдав себя за искателя золота скифов. Увы, я только знаю, что он нашёл нечто, названное им ангелами. Не тешьте себя иллюзиями: вы живы, покуда знаете об этом кое-что. То же и господин Артамонов. Теперь поняли вы, почему вам следует спешить? Они поймают этого недотёпу-художника, по глупой страсти вернувшегося в это осиное гнездо, и выпотрошат из него подробности, и вот тогда вы станете не просто лишней – а угрожающей им фигурой. А ведь знает он побольше вашего, ибо помогал князю нанизывать косточки на такие вот прутики.