Световая азбука. Две сестры, два ветра - читать онлайн книгу. Автор: Мария Ботева cтр.№ 7

Только почему-то жители этой страны были толстыми. Никто не понимал, почему. Когда приходили из своих стран, были худыми, а пожив здесь лет пять, почти все толстели. Может быть, они просто успокаивались, считали, что больше никуда не надо идти, мало двигались, много спали и потому превращались в толстяков. Кто знает?

Так бы жили и Обёрткин с Нюрой, бед не знали. Варили бы кофе с утра, вечером играли бы в бадминтон, воскресные уборки, весенние ремонты, новые друзья, новые праздники, но и к ним скоро привыкаешь, ничего интересного, ничего нового, толстые ленивые люди, которым ничего не надо, ничего не хочется, и уже не уйдёшь, потому что затянет, потому что привыкнешь, одни и те же шутки, шутки надоели, спектакли не смотрятся, книги не читаются, качели не раскачиваются, скука, скука, бесцельные, долгие, бессмысленные дни, так много дней, недель, месяцев… Нужно было уходить, чтобы не стать такими же ленивыми, но куда? Снова идти, снова подолгу не спать на чистом белье, неудобства, дороги, тревоги, тревоги… Не хочется…

Кто знает, может, Нюра с Обёрткиным надолго застряли бы в тех краях. Но вдруг пошли разговоры, что в Таэвасе дела совсем плохи.

Ветер там распоясался, дует так сильно, что никому из дома не выйти — сразу же валит с ног. В домах такой холод, что не помогают законопаченные окна и закрытые наглухо ставни и двери. Никогда ещё в Таэвасе не закрывали двери и ставни, даже во время войны.

— Нужно идти, — сказал Обёрткин.

— Нужно… Но тогда мне придётся выходить замуж за Насылающего Ветер.

— Верно. Не пойдём.

И они остались. Но с тех пор не было им покоя. А веселье местных жителей стало противно, шуток не понимали, не до них. Совсем затосковали.

— Всё-таки идти нужно, — решил Обёрткин.

— А я? А мы?

Остались. Не пошли. Самим было противно, друг с другом не разговаривали, всё чего-то ждали. Думали, может, Страна сама, без них справится с бедой. Но вести приходили неутешительные. Ветер всё больше злился, он уже, говорят, срывал крыши с домов. Что-то будет дальше?

— Идем.

Ушли.

Пока они шли, Шурочка всё время повторяла про себя: «Ветер не может кончиться, ветер не может кончиться».

— Что ты там бормочешь, шуршишь? — спрашивал её Армавирка.

Шурочка замолкала, и сразу становилось труднее идти, под ноги лезли кочки, в обувь попадали камни, ветки били по лицу. Армавирка заметил это и сам стал просить принцессу произносить своё заклинание.

Армавирка даже звать жену стал не Шурочка, а Шуршурочка. Ему казалось, что она не говорит, а шуршит.

Сначала Шурочка говорила только эти слова, что ветер не может кончиться. Но потом откуда-то появились и другие:

— Пароли, явки, адреса — ветер не может кончиться. Дороги, страны, города — ветер не может кончиться, разве что растеряться. Не то думал, не так делал, простите, прощайте, простите, смотрите, исправил, и новое правило выдумал, пользуйтесь. Ветер не может кончиться, ветер не может кончиться, ветер придёт во спасение, ветер придёт. Ошибка, дунул не туда, ветер не может кончиться, разве что измениться. Ветер не может кончиться, ветер не может кончиться, ветер не может, ветер, ветер, ветер…

Так они почти дошли до своей родины. Оставался ещё день пути. Решили немного отдохнуть. Кольцо Шурочки нагревалось всё больше, а Армавиркино холодило всё сильнее. Он просыпался от ужасов, увиденных во сне. С каждым днём он становился грустней. Но это была не та, убивающая радость грусть, а как будто просвечивающая человека. Он словно бы повзрослел, что-то понял, стал мудрее. Это был уже не тот Армавирка-северный ветер, что хотел заехать ещё прошлой весной на радугу. И не тот, подавленный, что вернулся в страну после войны. Он точно знал что-то печальное, но в то же время неизбежное, а потому не страшное.

— Жизнь есть жизнь, — стал часто повторять он Шурочке, — поэтому ничего не страшно.

— И даже расставание с любимыми?

На этот вопрос Армавирка не отвечал, а только крепче прижимал Шурочку к себе.

— Шуршурочка, поклянись, что не будешь плакать, если нам придётся расстаться, — просил он её.

— Буду, всё равно буду.

— Не надо, это жизнь. И ничего тут не поделаешь.

— А мы расстаёмся?

— Нет, я всегда буду рядом. Но всё изменится. Всё-всё-всё.

Они отдохнули в лесу день, а к вечеру следующего подошли к Рубежнице. Их встретил разведённый мост. Нужно было искать брод. Но тут река заговорила с ними:

— Вернулись, вернулись, вернулись. Долго же, долго же, долго же.

И опустила обе части моста. Пока они шли по нему, Рубежница говорила:

— Наконец-то, наконец-то, радость, радость, радость.

Как только Шурочка с Армавиркой ступили на родную землю, ветер свалил их с ног. Они пытались подняться, но ничего не получалось. Наконец встал Армавирка. За ним поднялась и Шурочка.

— Возьмите, возьмите, возьмите, — еле слышно пробормотала река и вынесла на берег толстую книгу на чужом языке. Путники взяли её и пошли к замку. Ветер постепенно успокаивался. Но всё равно по пути никто не встретился, не окликнул Армавирку и Шурочку.

Нюра с Мишей быстро добрались до Рубежницы. Мост по-прежнему был разведён. Сколько ни просили они реку впустить их в страну, она была неумолима. Только прогрохотала:

— Как вышли, так вернётесь, как убежали, так войдёте. Тем же путём, тем же путём, тем же…

Пришлось вернуться к подземному ходу, соорудить факел, найти огонь. Знакомой дорогой по берлоге они возвращались домой. Была осень, почти середина, Нюра как раз успевала к собственной свадьбе с Ветром. Ей не хотелось расставаться с Мишей, но она была готова к этому. Лишь бы родители в своей стране жили без бед. А Обёрткин решил, что всё равно не сдастся. Он шёл поговорить с Насылающим Ветер. И отвоевать у него Нюру. Шли, пересиливая себя.

С таким настроением они возвращались домой. Но радостно было узнавать родные места, пусть даже это была тёмная медвежья берлога. Появились уже родные запахи и краски. Так выглядела родина.

Ветер сразу же почувствовал возвращение своей невесты. Как только Нюра с Мишей спустились в подземелье, он тут же умерил свои силы. В Стране потеплело, люди уже могли выходить на улицу, открывали ставни и двери. Но не улыбались. Они больше не верили Ветру, не верили, что эта оттепель не обернётся ещё более жестокими морозами, более жёстким и суровым ветром. Жители стали очень осторожны. По вечерам сидели по домам, не ходили друг к другу в гости. Да и зачем? Все сидят грустные. Развеселить соседа не получится — сам в тоске. Никто так и не вспомнил радостных слов.