– Я вижу сопливую девчонку, – сказал он прямо ей в лицо. Даже не сказал – выплюнул. – Думаете, меня так просто обвести вокруг пальца, сунув какую-то безымянную бродяжку и выдав ее за кровь Кромаха? Он был моим боевым товарищем, я бы узнал его род с закрытыми глазами.
– Я не безымянная бродяжка, – холодно и твердо возразила северянка. – Я – Хашана Йоргард, дочь Эльфрика Йоргарда, Белого ветра, брата Торуса Кромаха, Белого сьера Кельхейма.
Вот так поворот!
Раш даже рот от удивления открыл, но вовремя спохватился – захлопнул с громким клацаньем зубов. Он не мог видеть себя со стороны, но прекрасно видел Торхейма и подозревал, что его собственное выражение лица мало отличается от вытянутой физиономии Белого сьера.
Это что получается? Мелкая пигалица – наследница бывшего владыки Севера?
– Я… – Торхейм силился подобрать нужные слова, но сподобился лишь открыть и закрыть рот, так и не проронив ни звука.
Зато горбунья приободрилась. Она даже улыбнулась, отчего превратилась в какое-то нарочито гротескное страшилище. Будь на то воля Раша – он бы сделал так, чтобы старуха больше никогда в жизни не улыбалась. Отрезал бы ей губы, например. И сам не мог понять, откуда взялась эта внезапная ненависть, но ничего не мог с собой поделать.
– Как видишь, Торхейм, – пришел черед горбуньи напирать, – род не прерван. Тебя предупреждали о последствиях.
– Думаешь, испугала меня? – произнес он нарочито тихо, хотя услышали все. – Думаешь, я откажусь от Ледяной короны только потому, что ты откопала… эту девчонку?
– Ты должен это сделать.
– Я получил престол по праву сильного.
– Потому что все поверили, будто других наследников у Кромаха не осталось, – не отступала горбунья. – Потому что ты всех в этом убедил. Не ты ли сказал, что когда сильная кровь иссякает, ее нужно заменить новой? Вот перед тобой доказательство тому: кровь не иссякла.
– Что? Доказательство? Я вижу только девчонку-коротышку, которая не удержит в руках ничего тяжелее моего члена. Да и под ним подломится. – Последнее он сказал громко и хохотнул.
Раш скользнул взглядом по лицам безмолвных свидетелей этой сцены: брюхатый тут же подхватил веселье своего правителя, а вот Берн, напротив, посерьезнел. Он как бы невзначай потрогал оголовье своей секиры, посмотрел на Хани с немым уважением, как будто она сделала что-то выдающееся. Что ж, этот северянин точно не числился в рядах сторонников Торхейма. По крайней мере, он точно имеет свое мнение, а не пытается подлизаться.
– Ты оскорбляешь не ее, ты оскорбляешь человека, за которым Северные земли стояли не один десяток лет и который не может восстать из могилы, чтобы отрезать твой дурной язык вместе с головой. – К оскорбительным словам горбунья прибавила стук палки о гранитный пол. Эхо отразилось от стен, умножилось и поднялось к самому потолку. – Ты всегда был горазд без толку молоть о том, в чем ничего не смыслишь.
Если старуха хотела его разозлить, она в этом преуспела. Лицо Белого сьера побагровело, глаза налились кровью, как будто его только что щедро ополоснули огнем. Он крепко сжал кулаки и навис над Хани, словно хотел раздавить одним своим присутствием. Но северянка по-прежнему давала ему достойный отпор. Разве что нахмурилась больше обычного и на миг прикрыла глаза. А когда разлепила веки – уткнулась в здоровяка морозным упрямым взглядом.
– Ты оскорбляешь моего родича, – сказала она негромко, но твердо. – Оскорбляешь человека, которому обязан жизнью, Торхейм. Или тебе напомнить историю о том, как Торус сунул руки в огонь, чтобы вытащить из него женщину, беременную тобой? И откуда у тебя на гербе опаленная ладонь?
Против этого Торхейму оказалось нечего противопоставить. Неожиданно Раш увидел на месте здоровенного мужика растерянного мальчишку, даром что бородатого, который не знает – не понимает! – чем возразить. А северянка, хоть и храбрилась, все равно боялась, но все же достала его одними лишь словами.
– Белый сьер, – встрял Хорт, – полагаю, здесь слишком много лишних ушей…
Его взгляд уткнулся в Раша. Торхейм лишь рукой махнул – и на плечо нишана легла рука Берна.
– Пойдем, чужестранец, обождем за дверью.
Раш хотел возразить, хотел напомнить, что проделал долгий путь не ради того, чтобы торчать за дверью, пока его друзья вынуждены прозябать невесть где, но хмурый взгляд Берна красноречивее любых слов объяснил, что сейчас не время показывать характер. Пришлось подчиниться.
В коридоре, за дверями, Берн позволил себе вполголоса выругаться. Раш ухмыльнулся, когда северянин покосился на него, как бы оценивая, как чужестранец воспринял его несдержанность.
– Ты привез в столицу эту девчонку и, как я погляжу, знать не знал, что она наследница Кромаха.
– Я знать не знаю, кто такой Кромах и отчего с ним носятся, как с чудом чудесным, – честно ответил Раш. – Девчонка сказала, что может пойти к фергайрам и те вступятся за ее слова. Белому сьеру следует знать, что за хрень творится у его северных границ и что, пока он тут отсиживает задницу в неведении, чужестранцы подставляют свои шеи за его народ. Мой брат сказал, что ваше упрямство не позволит услышать такие слова от чужестранца, но если их подтвердит своя, – они прозвучат иначе. – Он позволил себе горькую усмешку. – Не так уж он и ошибся.
Берн подергал себя за косы в бороде, потом оглянулся – стражники около двери выглядели каменными изваяниями, совершенно безучастными к происходящему вокруг. Тем не менее северянин кивнул Рашу вперед, безмолвно приглашая к беседе с глазу на глаз. Того не нужно было просить дважды.
Они нашли безлюдную галерею в одном из коридоров, которыми карманника вели на почетную аудиенцию. Тут Берн остановился под огромным топором, который висел на стене аж на трех крепких крюках. Он значительно превосходил в размерах своих соседствующих собратьев и выглядел… устрашающе.
– «Мертвый шепот», – сказал северянин, с подчеркнутым почтением глядя на топор. От Раша не скрылось, как собеседник то и дело порывался протянуть руку, коснуться прекрасного оружия – и всякий раз себя останавливал. – Им владел Торус Кромах. Лишь ему одному было под силу держать в руках этого великана.
Надо же. Раш вспомнил свои мысли насчет того, что таким топором под силу управляться только великану. Но если им владел человек, – каким же он был? Воображение живо подставило на место умершего героя образ Торхейма. Тот хоть и был огромным, вряд ли бы совладал с «Мертвым шепотом». Строго говоря, ни один из северян, какими бы огромными они ни были, не смог бы этого сделать.
– Торус не был обычным человеком. Не таким, как нынешние северяне, – словно прочитав его мысли, продолжил Берн. – В его жилах текла кровь нээрийцев. Серебряные волосы, серебряные глаза. Чистая древняя кровь самого Нэра. Последний среди тех, кто отказались уйти и остались хранить Северные земли. Последний среди нээрийцев по эту сторону Пепельных пустошей.
Раш чуть было не дал в сердцах волю языку и не выругался – но все же вовремя сдержался, хоть слова плясали на языке, словно харсты на освященной земле. На лицо постарался напустить выражение скучающего непонимания, точно услышал нечто такое, до чего совершенно нет дела.