Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей - читать онлайн книгу. Автор: Салман Рушди cтр.№ 43

Она растворилась в белом вихре, в средоточии которого сиял свет. Потом снова обрела форму, уже не костлявая Дунья, которую любил Ибн Рушд, но Аасмаан Пери, небесная повелительница, блистательная, на ее челе, сплетаясь, будто лавры победителя, сверкали молнии. Украшенная драгоценностями и златом, окутанная облаками дыма, а за ее спиной, дожидаясь приказа, полумесяцем выстроились служанки. Не спрашивай джиннию о причинах ее поступков, отвечала она, ее черед настал гневаться. Может быть, я перенесла тебя сюда, чтобы обратить в раба, будешь наливать мне вино и умащать пятки, или даже, если мне вздумается, послужишь мне обедом, тебя поджарят и подадут мне на блюде с вялым листком капусты, стоит мне мизинцем шевельнуть, и они тебя изготовят, можешь не воображать, будто они ослушаются. Сначала ты забываешь восхвалить красоту принцессы, а теперь о причинах вздумал спрашивать? Причины – глупые человеческие выдумки. Для нас существуют лишь удовольствия, мы делаем, что захотим.

– Возврати меня в обычную мою жизнь, – попросил он. – Я не мечтатель, воздушные замки не для меня. Мне надо ухаживать за садом, это мое ремесло.

– Я прощаю тебя, потому что ты мой пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнук, можешь еще парочку «пра» добавить, – сказала она. – Но прежде всего не забывай о манерах, особенно если сюда придет мой отец, он не будет столь великодушен. А во-вторых, не глупи. Твоей обычной жизни больше нет.

– Как ты сказала? Я тебе кто?

Ей столь многому предстояло его научить. Он сам не сознавал, как ему повезло. Она была небесной повелительницей, Прекрасной Принцессой, и могла бы выбрать любого в обоих мирах, а предпочла его, потому что его лицо было отголоском лица великого человека, кого она давным-давно любила. Он не понимал, что стоит на горе Каф, словно это самое что ни есть заурядное явление, а ведь большинство смертных лишились бы рассудка, лишь ступив на землю Перистана. Он не знал себя, не чувствовал дух великого джинна в своей крови, унаследованный от нее – ему бы следовало поблагодарить ее за этой дар, а он лишь косился с отвращением.

– Сколько же тебе лет? – спросил он.

– Берегись, – сказала она, – не то я метну молнию и расплавлю твое сердце, оно протечет сквозь кожу в твои одежды и эти дурацкие человеческие башмаки наполнятся дерьмом.

Она щелкнула пальцами, и рядом с ней материализовался отец Джерри, принялся бранить Джеронимо, как всегда бранил. Говорил я тебе, грозился он пальцем. От меня первого ты это услышал, а верить не хотел. Дуньязат, потомство Аверроэса. Выходит, я в самое яблочко угодил. Что теперь на это скажешь?

– Тебя на самом деле нет, – сказал мистер Джеронимо. – Исчезни.

– Я-то ожидал от тебя извинений, ну да ладно, – сказал отец Джерри и растворился в облачке дыма.

– Печати, разделявшие два мира, сломаны, и темные джинны уже вторглись, – сказала она. – Твой мир в опасности, и я пытаюсь защитить его, потому что там повсюду мои дети. Я соберу их вместе, и вместе мы дадим отпор.

– Я не боец, – напомнил он ей. – Не герой. Я садовник.

– Очень жаль, – отвечала она слегка презрительно, – потому что сейчас, так уж вышло, нам нужны герои.

То была первая любовная ссора между ними, и неведомо, как далеко она могла бы зайти, ведь последние следы соединившей их иллюзии были стерты – Дунья уже не казалась аватарой его покойной жены, да и он был неподходящей заменой великому последователю Аристотеля, прародителю ее клана. Она была плотью из дыма, он – готовым к распаду комком глины. Может быть, она бы на том с ним и распрощалась, но в этот миг на гору Каф обрушилось несчастье, и Война миров вступила в новую фазу.

Страшный крик донесся из дальних покоев, за ним другие, все более и более громкие, истошные вопли передавались из уст в уста, и вот показалась фигура главного королевского шпиона, Омара Айяра: он бежал стремглав по изогнутой кривой большого двора к тому месту, где мистер Джеронимо стоял подле принцессы, сообщить ей голосом, в котором прорывался ужас, что ее отец, император джиннов, могущественный Шахпал, сын Шахруха, был отравлен. Он носил корону Симурга и священная птица Кафа, Симург, оберегала его, восседая на столбике кровати, погруженная в загадочную печаль, он правил многие тысячи лет и вот приблизился к границам той страны, куда мало кто из джиннов уходит, страны, где правит повелитель, более могущественный, чем сам Шахпал: правитель этот стоял в ожидании горного императора у врат своего двойственного королевства с двумя гигантскими четырехглазыми псами по бокам. Яма, владыка смерти, страж рая и ада.

Когда царь рухнул, отравленный, словно рухнула сама гора: и в самом деле, говорили, что в идеальном кольце Кафа проступили трещины, деревья раскололись пополам, птицы пали с небес, низшие дэвы на склонах горы ощутили ее дрожь, и даже неверные подданные были потрясены, даже дэвы податливые на приманки темных джиннов, ифритов, которых более всего подозревали в отравлении царя, ведь на устах у каждого трепетал вопрос: как мог быть отравлен владыка джиннов – джинны состоят из бездымного пламени, а как отравить огонь? Существуют магические средства погасить пламя, и их можно подсунуть джинну, антигорючее, созданное ухищрением черных искусств, может погубить джинна, или же есть волшебные заклятия, которые высасывают воздух рядом с джинном, и пламя не может гореть. Все перебирали такие и сякие объяснения, хватаясь за соломинки, потому что любые объяснения казались нелепыми, но разумных взять было неоткуда. Врачей среди джиннов нет, поскольку болезни им неведомы и умирают они исключительно редко. Убить джинна может только джинн, это общеизвестная истина, так что в тот момент, когда царь Шахпал впился ногтями в свое тело и возопил: «Яд!», первым делом все кинулись искать предателя среди своих.

Омар Айяр – «айяр» значит «шпион» – сделал немалую карьеру на царской службе, поднявшись с самых низов. Собой он был красив – пухлогубый, большеглазый, немного женственный. По правде говоря, давным-давно ему приходилось-таки облачаться в женское платье и пристраиваться в гаремы земных принцев, уготавливая своему господину тайный ночной путь к красоткам, когда хозяин гарема отвлечется. Однажды принц страны О. вернулся внезапно, когда Шахпал развлекался с его скучающими женами, для которых любовник-джинн оказался желанной и бодрящей новинкой. Омар, увы, неправильно расслышал приказ своего господина «Долой отсюда» как «Голову долой» и снес царственную голову принца О. За это в Перистане его прозвали Омар Тугоухий, и ему понадобилось по земному счету два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей, чтобы загладить свой промах. С тех пор он поднялся на самый верх, пользуясь величайшим доверием превыше всех прочих и у Шахпала, и у его дочери, Небесной принцессы, она же Дунья, и сделался неофициальным главой разведслужбы Кафа. Но теперь он первым обнаружил падшего монарха, а потому холодные пальцы подозрения уже коснулись его чела. Через двор он бежал столь поспешно, не только торопясь сообщить принцессе печальную весть, но и спасаясь от полчища разъяренных придворных и унося с собой китайскую шкатулку.

Дунья, принцесса Кафа, наследница престола, конечно же, могла унять неверно направленную ярость своих всполошившихся подданных: довольно ей было поднять руку, и они застыли, словно разыгравшиеся дети, заслышавшие шаги строгой бабушки, она махнула рукой, и они разлетелись, точно вороны, она действовала без колебаний, ее доверие к Омару давно уже нетугоухому было безусловным, и что у него там в руке, быть может, объяснение случившейся беды, что он пытается ей сообщить? Ваш отец крепкий, сказал он, он еще не умер, он борется изо всех сил, и, может быть, его волшебство окажется более могущественным, чем наложенные на него злые чары. Это все она хорошо поняла, но вот что сбило ее с толку, вот что ей труднее было осмыслить: в тот момент, когда ужасная весть достигла ее слуха, яд, царь, ваш отец, она не отреагировала с той величественной сдержанностью, какой ее учили, но и не рухнула, рыдая, на руки служанкам, собравшимся у нее за спиной и цокавшим в растерянности языками, нет, она обернулась к Джеронимо Манесесу, неблагодарному садовнику, смертному человеку, в его объятиях нашла утешение. А он, сжимая в объятиях самое прекрасное женское существо, какое ему доводилось видеть, он ощутил влечение к этой волшебной принцессе и почувствовал, как изменяет жене, был опьянен Волшебной страной и в то же время чувствовал себя еще дальше от земли, чем в тот момент, когда его стопы отделились от твердой почвы родного города, в родном мире, экзистенциальное замешательство, словно велено говорить на языке, не зная ни слов его, ни строя, и где правильный поступок, где дурной, он уже не различал, но вот она уткнулась горестно ему в грудь, и это, невозможно отрицать, было ему приятно. За ее спиной таракан прошуршал под шезлонг, порхала бабочка, и ему показалось, что это были воспоминания, он уже видел этого именно таракана, эту же самую бабочку прежде, в другом месте, в своей утраченной стране, и эта способность Перистана читать в его душе и оживлять самые драгоценные воспоминания вполне могла свести его с ума. Отвратись от себя, сказал он мысленно, направь взгляд наружу, а внутренний твой мир пусть о себе позаботится. У нас тут отравленный царь, напуганный шпион, растерянная горюющая принцесса и китайская шкатулка.