Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель Эго - читать онлайн книгу. Автор: Томас Метцингер cтр.№ 79

Джон Локк (1632–1704)

Вот что говорил о честности вообще Иммануил Кант: строгий долг честности состоит в «разуме, переведенном в социальную практику», поскольку именно он создает необходимые условия для взаимного доверия между членами общества и тем формирует основу общественного порядка. Думаю, то же верно и в отношении внутренней сцены, между протагонистами моей внутренней жизни (внутренняя жизнь, как всем нам известно, вообще часто напоминает гражданскую войну, а порой и совершенно дикое состояние, где каждый воюет против всех). Как можно привести это варварство в моем сознании к миру? Чего, собственно говоря, нам не хватает для достижения психической цивилизованности, внутреннего состояния цивилизованности? Пожалуй, здесь можно назвать явления «обязательства по отношению к себе самому» – основу внутреннего порядка в собственном разуме. В 1793 году в «Религии в пределах только разума» Кант изложил эту мысль в совершенно иной, но особенно удачной формулировке. То, что необходимо, говорит он, так это искреннее намерение быть честным перед собой¹⁰. «Искренность», или «чистота» желания честности, по-моему, и представляет собой основной пункт. Он же создает второй мост к духовности. По крайней мере теперь вы уже должны были ощутить, что строгая и вполне старомодная форма рационализма имеет много общего с духовностью.

Иммануил Кант (1724–1804)

Кант говорит нам еще и о том, что этот вид интеллектуальной честности – внутреннее ядро моральности вообще. Это суть желания этической цельности. Вот как он выразил это в 1793 году: «идея морального блага в его абсолютной чистоте». В «Метафизике морали» (1797) он точно и ясно выражает эту мысль: «Долг человека как морального существа перед собой состоит в правдивости». Здесь Кант также объясняет, что такое интеллектуальная бесчестность, а именно форма «внутренней лжи». Для Канта бесчестность – это просто отсутствие добросовестности. Недостаток добросовестности в ее этическом понимании внутренней деятельности есть не что иное, как форма бессознательности или неосознанности. Мы наблюдаем любопытную связь не только с духовной установкой, но и с историей концепции сознания в западной традиции¹¹.

Для Фридриха Ницше интеллектуальная честность представляет собой «сознание за спиной сознания». В 1883 году он пишет в «Заратустре»: «Где кончается моя честность, я слеп и хочу оставаться слепым. Но, где я хочу знать, хочу я также быть честным – быть суровым, строгим, узким, узким, жестким, неумолимым» ^[9].

Фридрих Ницше (1844–1900)

Ницше был одним из первых философов, писавших именно об интеллектуальной честности, о «добросовестности ума» как об этике когнитивной деятельности в более узком понимании¹². Любопытно, что и здесь требуется своего рода аскетизм, а именно определенная форма прекращения чего-то. Для Ницше интеллектуальная честность представляет собой «кульминацию» и «последнюю доблесть» греко-христианской истории идей, поскольку она ведет к самоупразднению религиозно-моральной интерпретации воли к правде. Что именно это означает? В высочайшей своей форме желание быть честным ведет к следующему: мы можем признаться перед собой, что не существует эмпирических свидетельств существования Бога и что за более чем четыре тысячелетия истории философии не выдвинуто ни одного убедительного аргумента в пользу существования Бога. Это позволит нам прекратить поиск эмоциональной безопасности и приятных ощущений, прошитых в наших умах и телах эволюцией, и признать, что мы безусловно смертные существа со склонностью к систематическому самообману. Правдивость перед собой позволяет нам обнаружить иллюзии и систематическое отрицание своей конечности на уровне осознаваемых я-моделей. Вскоре я к этому вернусь.

Философские дебаты в англо-саксонской культуре были значительно более глубокими и аналитически более ясными и существенными. Давайте рассмотрим четвертый пример из истории понятия интеллектуальной честности. На сегодняшний день научная дискуссия ведется под заголовком «Этика убеждений», и уже одно это показывает, о чем идет речь: в каком случае допустимо с моральной и этической точки зрения верить во что-то, то есть «усваивать» определенные убеждения?

Уильям Кингдон Клиффорд (1845–1879)

Одним из первых мыслителей, задавшихся данным чрезвычайно важным для различия между религией и духовностью вопросом, был британский философ и математик Уильям Кингдон Клиффорд. Он и считается основателем этой дискуссии, чрезвычайно важной для разграничения религии и духовности. Два важнейших его принципа таковы:

• «Всегда, везде и для всех дурно верить во что-то, основываясь на недостаточных данных.

• Всегда, везде и для каждого дурно игнорировать или бездумно отвергать существенные данные в пользу своих убеждений»¹³.

В академической философии этот подход просто называется «эвиденциализмом». Он означает, что верить следует только в то, в пользу чего существуют реальные доказательства и факты. Философские противоположности данной позиции знакомы всем – это догматизм и фидеизм. Догматизм – это тезис о том, что «оправданно держаться своих убеждений просто потому, что они уже есть». Фидеизм в философии – это тезис о том, что столь же оправданно держаться неких убеждений, когда в их пользу не существует аргументов и данных, и даже когда существуют убедительные контраргументы. Фидеизм представляет собой позицию чистой веры. Для фидеиста оправданно держаться своих убеждений не только при отсутствии любых позитивных аргументов и фактов в их пользу, но даже перед лицом сильных контраргументов и сильных эмпирических свидетельств обратного. Интересно здесь то, что фидеизм можно описать как отказ от всякой этической установки по отношению к внутренним действиям вообще. Он представляет собой недостаток внутренней порядочности. Фидеизм является классической позицией организованной религии – в противоположность духовности. Если интерпретировать эти две эпистемологические позиции с чисто психологической точки зрения, то можно сказать, что фидеизм подразумевает преднамеренный самообман, систематическую привычку принимать желаемое за действительное и паранойю; в то время как психологическую цель этики веры составляет своего рода психическое здоровье. Я называю этот вид психического здоровья «интеллектуальной цельностью»¹⁴.

Если вы позволяете себе просто держаться неких убеждений в полном отсутствии позитивных теоретических и практических доказательств, то вы уже отказались от самой идеи этики внутренней деятельности. Сделав это, вы отвергли интеллектуальную честность и на уровне своего разума отказались не только от рациональности, но и от морали. Это не только меняет ваши собственные мнения и убеждения, но и ведет к утрате личностной целостности. И это я подразумевал, говоря вначале, что богословы и представители организованной религии просто не могут обладать интеллектуальной честностью. Эта фраза могла прозвучать как дешевый полемический прием или намеренная провокация ради провокации. Однако речь идет в действительности о простом, ясном и объективном принципе – а именно о «принципе самоуважения», то есть о том, чтобы не терять достоинства и внутренней автономии. Важно, что утверждение это касается не только традиционных церквей, но и большой части так называемой «альтернативной духовной культуры». Многие движения, зародившиеся в последние десятилетия в Европе и Соединенных Штатах, давно утратили прогрессивный импульс. Сегодня они просто закоснели и сохраняют статус-кво, им свойственно инфантильное самодовольство и грубые формы интеллектуальной бесчестности. Любой из тех, кто серьезно заинтересовался вопросом о возможности секулярной духовности, должен принимать в расчет все относящиеся к делу эмпирические данные и возможные контраргументы. В 1877 году философ Уильям Клиффорд заявил, что всякий, кто не желает этого делать, намеренно отказываясь от чтения книг и общества людей, задающих критические вопросы, «всей своей жизнью совершает один большой грех против человечества».