Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Носов cтр.№ 40

– «Как предельное выражение полноты бытия, понятой любящим сердцем, – подхватил по памяти Скворлыгин, дружелюбно похохатывая, – потому что только любовь – а не злоба, не ненависть, – только любовь вдохновляет чуткого антропофага и только на любовь, на голос любви отвечает он возбуждением аппетита»...

Он подкладывал мне подушку под голову.

– Один острячок сочинил... Из наших... Всего лишь памфлет[1]... Не думайте... Спите, спите, бай-бай...

Я забыл рассказать (а если правду сказать, просто не стал рассказывать), как по дороге к Долмату в тот вечер встретил мою бывшую хозяйку с майором.

Я почти бежал по Загородному, задевая прохожих, она сама окликнула меня; можно было бы и не узнать – стоит в пальто с норковым воротником, на носу очки в золотой оправе, а рядом он – в форме военной; под руку шли.

Обняла меня, запыхавшегося.

– Что ж ты, Олег Николаич, подевался куда-то? А я тебе сувенир привезла...

– Расскажи ему, расскажи ему, как было... – майор говорит, и я замечаю вдруг, что у майора две звездочки на погонах: подполковник, а не майор? – За службу Отечеству, – поясняет майор-подполковник, перехватив мой взгляд.

А какая служба, если он в отставке?

– Да что обо мне! Вот она путевой дневник написала, зачитаешься! Роман – одно слово!

– Хочу отдельной книгой издать, – торопливо проговорила Екатерина Львовна, видя, что я не расположен слушать о средиземноморских впечатлениях. – Критик Рогов хвалил. И Капулянский!

Вот те раз. Критиков знает. О Капулянском я и не слышал.

– Некогда мне, потом, потом! – И я поспешил дальше по Загородному, недоумевая (но каких-нибудь десять первых шагов только...) по поводу звездочек, роговых-критиков и капулянских (потому что о Юлии были мысли мои, и только о ней!..).

– Он считает, мы Общество антропофагов.

– Но мы вегетарианцы.

– Противоречие, для него неразрешимое.

– Большинство бежит антимоний. И он не исключение.

– Не кажется ли вам, господа, что мы в нем ошиблись? Прошу высказаться всех.

– Нет, мне не кажется.

– Нет.

– Да, мы допустили ошибку.

– Нет.

– Скорее да, чем нет.

– Да.

– Да.

– Нет.

– Долмат, ты сказал «нет»?

– Да, я сказал «нет».

– Если «нет» говорит Долмат, я не посмею сказать «да». Нет. Разумеется, нет.

– Нет.

– То есть он отблагодарил тебя по достоинству. Да, Долмат?

– Нет. Вопрос некорректен. Нет. Воспитательный роман, свободный от психологических мотивировок, и не надо переоценивать или недооценивать значение перипетий.

– «Схамать»!.. Он искренне убежден, что ты способен схамать собственную супругу. Как будто мы живем в Африке...

– Что ж. При столь стремительном духовном росте неизбежны пароксизмы сомнения.

– И все-таки он многое угадывал верно. Его интуиция поразительна.

– Он опережал сроки. Это неоспоримо.

– Слишком стремителен был разбег.

– И вот результат: бунт, бессмысленный и беспощадный.

– Будем снисходительны. Во многом мы виноваты сами.

– Мы сами навязали ему этот бешеный темп.

– Но он вел с нами двойную игру.

– Была ли это игра?

– Он не играл.

– Нет, не играл.

– Иная игра стоит жизни.

– Он убежден, что мы съели Всеволода Ивановича Терентьева.

– Не съели, а «схамали».

– Представляю, какие мерзостные картины рисуются его воображению.

– Надеюсь, он не считает Всеволода Ивановича Терентьева примитивной жертвой нашей жестокости?

– Боюсь, что считает.

– Значит, он ничего не понял.

– Он понял больше, чем от него требовалось.

– Но не все. Он боится быть съеденным.

– Фобия.

– Посмотрите, его лицо одухотворено.

– Быть съеденным – слишком простой путь к самореализации.

– Однако в нем есть изюминка.

– Не надо об этом, он может услышать.

– Я повторяю вопрос. Итак, еще раз: была ли ошибка?

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Нет.

Я очнулся на диване, обтянутом шелком, в Белой ротонде шереметевского дворца. Была ночь. На круглом столике стоял бронзовый подсвечник. Пламя дрожало. Я сел.

– Олег! – профессор Скворлыгин отделился от кресла. – Наконец-то!..

Я озирался, Скворлыгин сказал:

– Не обращай внимания, уже поздно, мы не должны жечь электричество, иначе нас обнаружат, а это недопустимо, ночью дом принадлежит нам и только нам. Все уже здесь и ждут тебя.

– Вы о ком? – комком выворотился вопрос негромко.

– О нас. О нас и о наших, Олег. Только никаких «вы». Этой ночью мы все на «ты». Попей.

Он поднес к моим губам стакан с красным вином. Я сделал глоток и отвел его руку.

– Олег! Мне поручили сказать тебе несколько слов. Между тобой и Обществом не должно быть никаких недомолвок.

Я молчал.

– Ты проницателен. Ты видишь то, что дано увидеть не каждому. Ты решил, мы Общество антропофагов? Я не буду тебя разубеждать, Олег, хотя мог бы без труда опровергнуть твое небесспорное открытие множеством неоспоримых доводов. Но я не сделаю этого. Напротив, я со всей ответственностью подтверждаю свое уважение к твоему правдоискательству, Олег, и говорю тебе прямо: ты недалек от истины, ты на правильном пути. Мы антропофаги. Но не в том значении слова, которым любят щеголять профаны. Послушай меня, Олег: есть антропофаги и антропофаги. Так вот, мы не те. Понимаешь, не те!.. Мы те, которые мы. Ты поймешь, у тебя светлый, критический ум. Мы антропофаги, связанные некоторой декларацией, о которой я не намерен сейчас распространяться, но ты должен знать, в какой степени мы антропофаги; так вот, мы антропофаги более, чем вегетарианцы, и еще более, чем кулинары... не удивляйся, Олег, и уж тем более – более, чем библиофилы. Всеволод Иванович Терентьев мог бы стать таким же антропофагом, как и мы все, если бы жизненная стезя его и путь к самопознанию не пересеклись окончательно в предыдущем пункте: он навсегда останется для нас вегетарианцем.