– Кто желает быть сегодня наказанной? – низким тихим голосом произнес он, шаря взглядом по обнаженным телам дев, лежащих в живописных позах на подушках и низких ложах.
– Мой хан, я сегодня была плохой девочкой, – томно и немного кокетливо произнесла черноволосая смуглянка, вся одежда которой состояла из золотых браслетов на запястьях и ошейника, усыпанного драгоценными камнями.
Она опустилась на четвереньки и поползла к стоящему у невысокого пуфа орку, выгибая спину и соблазнительно виляя задом. Шеол неотрывно следил за ней, постукивая по ноге розгой. Дева подползла к нему и, склонившись, медленно лизнула босую ногу.
– В позу, – жестко приказал хан.
Наложница легла животом на пуф, опустив голову и оттопырив зад. Шеол подошел, медленно убрал густые волосы со спины и по-хозяйски погладил круглые ягодицы. Девушка от прикосновения вздрогнула и тихо застонала. Орк сжал мягкие расслабленные полушария, затем, не удержавшись, поцеловал ямочки на пояснице, отошел на шаг и взмахнул розгой.
– Считай.
Тихий свист – и на белоснежной коже появилась первая розовая полоска.
– Один, – с придыханьем простонала наложница.
Полосы ложились ровно, время от времени Шеол останавливался, поглаживал розовеющий зад, и вскоре наложница уже стонала, изнемогая от желания, да и сам орк был готов к большему. Он отбросил розгу в сторону, опустился на колени, нежно провел пальцами вдоль ложбинки на спине своей жертвы, что застонала громче и широко развела ноги. Орк довольно хмыкнул и без предупреждения вошел одним болезненным тягучим движением, одновременно с этим кусая наложницу за плечо, оставляя на ее теле свой знак.
Рядом громко выстанывал Дри, даря и получая оральные ласки, и тихо млели ласкающие себя и друг друга наложницы гарема владыки Орочьих степей.
– Отличная брачная ночь, – через пару часов, когда рассвет уже позолотил ледники, произнес Дри, выпуская в воздух сизую струю дыма.
Они лежали на полу, окруженные спящими девами, словно щенки в большей теплой куче.
– Не так я ее представлял, – расслабленно ответил Шеол, осторожно снимая с плеча головку выпоротой им наложницы и отбирая у шамана самокрутку.
– А как?
Бодрый до неприличия Эриндриэль приподнял голову и посмотрел на него.
– Я знаю, как это могло бы быть, – уклончиво ответил орк, возвращая папиросу.
– Я тоже надеялся на большее проявление чувств, – серьезно произнес эльф, опускаясь обратно на подушку. – Но мы ведь не станем принуждать нашу юную жену к исполнению супружеских обязанностей?
– Оркать ее не будем, – согласился Шеол.
– Пока она сама не захочет – уточнил Дри.
– Пока не попросит, – отозвался хан, зевая.
– А попросит она, когда полюбит.
– Когда тело предаст ее.
– Шеол, в тебе нет романтики.
Дри лег на бок и обнял лежащую рядом рыжеволосую девушку.
– Девы любят плохих парней.
– Посмотрим!
– Лесной Владыка, – тихо позвал Шеол засыпающего эльфа.
– Ммм?
– Давай договоримся, оркать ее будем вместе, кого бы она ни выбрала первым.
– Угу.
«А слово-то приживется, – подумал Дри, засыпая – Где только матушка их берет?»
«…Я бежал через поле и понимал, что не удастся скрыться. Стая нагоняла. Я слышал резкий запах мускуса и тихое злобное шипение за спиной. Зачем я полез в их храм? Кому будет нужна эта несчастная побрякушка, если меня растерзают озверевшие от ненависти оборотни? Кто принесет матушке дурное известие? И тут, словно назло мне, из земли вылез камень, за который я и зацепился носком сапога. Короткий полет и тьма…
Очнулся от холода. Спиной ощущал что-то жесткое и твердое. Приоткрыл глаза и увидел над головой куполообразный потолок, покрытый изображениями огромных змей. Я дернул руками и ногами, но ощутил лишь ледяной металл, сковывающий конечности. Магии тоже не было.
– Эльффф, – прошипел незнакомый голос – Ты посмел украсть принадлежащее мне.
Запах мускуса усилился, и из тьмы ко мне выползла великолепная нагиня. Она, чуть покачиваясь на мощном хвосте, с холодным безразличием рассматривала мое обнаженное тело. Огромные черные глаза сверкали звездами, в темноте белым снегом светились большие налитые груди с вызывающе торчащими вперед острыми шоколадными сосками. Я не мог оторвать взгляда от этих вершин неземного наслаждения. Мой язык непроизвольно облизал пересохшие вдруг от желания губы. Нагиня, заметив взгляд, улыбнулась, показывая острые гадючьи клыки.
– А ты хорошшш…
Она огладила мои бока, провела по телу одной парой рук, в то время как вторая пара ласково скользила по бедрам и ногам.
– Сильный, безволосый, большшой. Все, как я люблю.
– Так может, вместо жертвоприношения мы устроим скачки?
Я едва не застонал, когда холодная ладонь накрыла мой ствол и начала нежно скользить по нему вверх-вниз, чуть касаясь пальцами чувствительного навершия. Мой дружок моментально отозвался и показал себя во всей красе.
– Жертва?
Нагиня продолжала возбуждать меня. Ее четыре руки доставали до всех укромных мест, до каждого расплавленного жаром кусочка горящей кожи.
– Если ты сумеешь удовлетворить меня, лесной Владыка, ты уйдешь из моего храма с подарком.
Это сама богиня спустилась ко мне! Какое блаженство! Но на всякий случай я уточнил:
– А если не смогу?
– Тебя сожрут мои дети, – мило улыбнулась она.
Никогда еще принц эльфийского народа не пугался женщины! Особенно такой красивой!
– Отлично, – прошипела нагиня, и оковы рухнули с моих конечностей.
Я встал и потянулся к прекрасной богине в ожидании, когда она примет человеческую форму. Но покровительница змей не спешила. И тогда я понял, что мы с дружком попали в искусно выставленные силки. У нагини не было второй ипостаси. Ну и ладно! Зато у нее были прекрасные спелые сладкие дыньки, к которым я припал. Я мял белоснежные облака грудей, кусал и посасывал. Касался ладонями округлого животика, целовал маленький пупок, украшенный бриллиантами, гладил упругий скользкий хвост и искал тот потаенный тоннель страсти, куда готовился отправить вагонетку, груженную алмазами удовольствия.
Я был настойчив и, наконец, когда отчаяние чуть не смыло экстаз с моего впечатлительного кончика, я обнаружил искомое. Этот божественный вход был скрыт небольшими чешуйчатыми воротцами, которые с тихим стоном-шипением богиня распахнула для удовольствия и нежности. Я чувствовал, как там, за этими воротцами, томится в темнице божественная страсть. Ее освободитель, моя гордость и надежда, был напряжен, как тугая тетива, тверд, как выдержанный сыр, могуч, как вулкан, и упрям, как сотня мулов. Он был готов отдать себя всего без остатка этой прекраснейшей из богинь, этой очаровательной змее, этой трепещущей в моих объятиях благородной красавице Кто я такой, чтобы мешать ему?