Искусство семейного воспитания - читать онлайн книгу. Автор: Шалва Амонашвили cтр.№ 74

Готовя письма, я сам стану глубже обдумывать и анализировать свои советы, наставления, оценки, отношения, сотни раз буду взвешивать справедливость и обоснованность того, к чему хочу тебя призвать; так мы избежим поспешных слов, отягченных зачастую беспредметными эмоциями.

На разговор в письмах меня натолкнул твой возраст.

Мы, твои родители, чувствуем, что наши взаимоотношения с детьми должны меняться и развиваться по мере вашего взросления. Ведь мы не будем читать девушке 16–17 лет нравоучения и учить уму-разуму так же, как несколько лет назад. Тогда мы могли, пользуясь правами родителя, не разрешать, запрещать тебе делать то, что считали нецелесообразным. Тогда и ты с легкостью мирилась с неоспоримостью родительских требований.

Теперь тебя одолевает потребность все достичь собственным умом, и это вполне естественное явление: ведь когда-нибудь должен птенчик слететь с гнезда и из птенца превратиться в птицу? Но бедненький птенчик, если он не слушает наставительного чириканья мамы и папы и пытается без разрешения выпрыгнуть из гнезда, когда еще крылья не окрепли: вместо того чтобы подняться в небесную высь, может бесславно пасть на землю. Видели же мы недавно такого непослушного птенца, и кошка была тут как тут. Как она обиделась, что мы опередили ее, поймали птенца и взяли его домой. За неделю у птенчика окрепли крылья, и он вольно взлетел в воздух.

Вся жизнь ребенка – это стремление к взрослению. Но не всегда к истинному, а зачастую мнимому, призрачному взрослению.

Знаешь, что такое подлинная взрослость, настоящая независимость? Это – забота о близких, скрепленная твоим трудом, это – обязательства и ответственность за судьбу и благополучие других.

Но ведь в жизни существует не только труд. Человек любит и развлекаться, и отдыхать, и путешествовать. Любит и уединяться. Взрослый не бежит к родителям за разрешением: «Если можно, отпустите меня в кино!» И получается так, что в глазах ребенка и подростка взрослость и самостоятельность рисуются в виде развлечений, удовольствий, бесконтрольных действий. Как будто тот, кто уже вырос, купается в море удовольствий, всегда делает то, что хочет, гуляет когда и где пожелает.

А так как в детстве и отрочестве все родители вынуждены то и дело что-то не разрешать сыну или дочери, говорить: «Ты еще маленький (маленькая)», эти тысячи запрещенных желаний (одни – омытые горькими слезами, другие – окутанные мечтами о будущем) постепенно накапливаются и в один прекрасный день превращаются в комок противоречий. Хорошо еще, если сердце, переполненное этими эмоциями, находится в дружбе с разумом, который переборет, убедит, утешит, успокоит его: тогда подросток войдет во взрослость как в торжественно украшенный дворец, где множество близких людей ждали его прихода, чтобы начать праздник.

Но если благоразумие не выдержит напора эмоций, тогда воспитатели, особенно неопытные, будут разводить руками и удивленно восклицать: «Что с этим ребенком случилось? Каким он был вежливым, воспитанным, внимательным, послушным, а стал грубым и жестоким!» К счастью, такие крайности все же не часты. Большинство твоих сверстников на грани эмоций и благоразумия: то чувства перетянут, то разум.

В этом возрасте ваш характер схож с капризной погодой марта: только что светило солнце, и вдруг небо покрылось тучами.

Нынче и ты вступила в «мартовский» возраст. Перед тобой мерцает кажущаяся взрослость, ты тянешься к ней, стремишься войти в рай взрослости, но наши родительские старания, надеемся, наделили тебя разумом.

Сейчас в твоем характере солнце и тучи быстрее чередуются друг с другом, чем на мартовском небе.

На пороге взрослости у тебя как бы вновь открываются глаза. Однажды ты вдруг обнаруживаешь: двор, который твоему детству представлялся таким большим, на самом деле оказался малюсеньким; смешной становится кукла, которую ты крепко обнимала и говорила, что ты ее мама. На бабушку, за подол которой ты цеплялась раньше: «Расскажи, прочитай, погуляй со мной!» – нынче смотришь свысока и считаешь, что она отстала от жизни. Родители же, оказывается, это те люди, которые, правда, тебя воспитали, о тебе заботились, тебя очень любят, но теперь уже не могут понять тебя, иногда даже мешают тебе. Ты уклоняешься от их ласки, которую раньше так желала, их советы тебе надоедают, твердишь: «И сама знаю!»

Да, будто заново открылись глаза; вокруг те же люди, те же предметы и явления, но их ты видишь через обратные линзы бинокля.

Раньше сама была маленькой, все вокруг было большим и чудесным; нынче же ты большая, а все вокруг уменьшилось больше, чем в действительности.

И нельзя выбрать лучшего возраста, чтобы покритиковать, не согласиться, заупрямиться, возразить, посмеяться над чем-то или кем-то, не поверить. Какая еще другая нужна причина для этого? Тебе и в самом деле все так кажется, и, кроме того, как же ты вступишь во взросление, если не дашь понять окружающим: «Нынче я так легко вам не подчинюсь, какую бы мудрость вы ни изрекли, отныне я начинаю жить своим умом».

Но тот бинокль, который все уменьшает и отдаляет в твоих глазах, одновременно непомерно увеличивает твои собственные возможности, желания, переживания. Если что-то радует тебя, то это не просто радость, а через край; если что-то огорчает, то уж до глубины души; если кто-то тебе нравится, то до самозабвения. Твоя радость, твоя боль, твое увлечение, твое желание – начало и конец Вселенной. И разве есть вокруг тебя кто-то, переживающий сильнее тебя радость, огорчение, боль, увлечение? Что такое чужое самолюбие по сравнению с твоим самолюбием!..

Вот какие вы, юноши и девушки «мартовского» возраста! Потому-то и случается: кто-то без оглядки бежит из дому – мол, родители обидели; кто-то, не задумываясь, следует за первым же встречным – мол, безумно люблю; кто-то бросает в лицо матери слова, начиненные грубостью, и ранит ее в самое сердце – она сама, мол, меня оскорбила. А кто-то начинает писать стихи, глотать книги, увлекаться спортом или замыкается в самом себе.

Пройдет не так много лет, и если разумность и воспитание друг с другом счастливо согласуются, то прекрасно: определится характер, проявится личность, гражданин, труженик, заботливый сын (или дочь).

Но родителям грозит и большая опасность: какая-нибудь непредвиденная, незаметная ошибка может навсегда выбить подростка из общественной колеи и как щепку бросать из стороны в сторону, сбить с пути, исковеркать судьбу.

Тогда обратится к родителям сын (или дочь), который вчера кричал: «Оставь меня в покое!» – и острыми, как кинжал, словами упрека ранит сердце: «Пусть на вашей совести будут мои страдания! Если я ничего не смыслил, вы же понимали!»

Нам, твоим родителям, вовсе не хочется ограничить твою независимость. Мы видим, как ты на наших глазах вдруг выросла, и любуемся твоей взрослостью. Но все же тревожимся, зная, что и мы, воспитывая тебя, не избежали той ошибки, какую допускают тысячи родителей: ограждали тебя от постоянного труда, чтобы оставалось больше времени для учебы, занятий музыкой и иностранным языком.

Не побоюсь сказать: увы, сейчас в большинстве семей раннее включение ребенка в трудовую деятельность считается чуть ли не его угнетением. «Ничего от него не хочу, лишь бы учился!» – гордо заявляют мамы и папы.