– Бу! – кричу я, ущипнув его за бок.
– Блин! – Эд роняет нож, тот падает на пол, едва не вонзившись Эду в ногу. – Господи, что ты творишь?! Ты что, хочешь меня убить?
Я оказалась права. Эд на меня злится. Но, исполнившись решимости сохранить мир в семье, я стараюсь не реагировать.
– Прости, дорогой. Не заметила, что у тебя нож в руке. – Я поднимаю нож и кладу его на столешницу. Затем обнимаю Эда за талию, пытаясь заглянуть через его плечо. – А что там у тебя такое? Что-нибудь для меня? – (Эд, который по-прежнему мрачнее тучи, хранит гордое молчание.) – Да ладно тебе! Покажи. – Эд, окаменевший от ярости, ни слова не говоря, отходит в сторону, и я вижу кучку очищенного картофеля и кастрюлю с водой. – Ой, Эдди, спасибо большое! Ты уже начал готовить обед! – Встав на цыпочки, я обнимаю его за шею. – Ладно, кончай дуться! Давай сегодня не будем ссориться! А ну-ка улыбнись скорее! – (И вот, не выдержав моего натиска, Эд едва заметно приподнимает в улыбке уголок рта.) – Да будет тебе! Зачем портить такой хороший день?! – Я игриво щекочу его шею кончиками пальцев. – И пусть это всего лишь один из сотни ужасных дней, давай будем сегодня добрее друг к другу. Ну как, договорились?
Эд стоит, точно оцепенев, и смотрит на меня.
– Угу. Хорошо, – бурчит он и, взяв нож, снова начинает чистить картофель.
Что ж, это еще не прорыв, но начало положено.
Я ухожу в гостиную, включаю электрическую гирлянду на рождественской елке и слышу, как Эд тихо мурлычет «Rockin’ Around the Christmas Tree».
Приняв душ и одевшись, я возвращаюсь к Эду. Он сидит на диване, возле него открытая коробка конфет «Кэдбери», кругом валяются пустые обертки. Эд поднимает на меня глаза, и лицо его смягчается.
– Хочешь конфетку? – Он протягивает мне ириску в желтой обертке.
– Угу, только не эту. – Я наклоняюсь и хватаю из кучки у него на коленях фиолетовую конфетку.
– Эй, ты чего?! Это моя любимая.
– Кто опоздал, тот не успел! Моя тоже! – бормочу я с набитым ртом.
– Вредина! – Он берет орех в шоколаде и целиком запихивает себе в рот.
Несколько минут мы молчим, что, возможно, к лучшему. Не стоит портить сегодняшний день рефлексиями по поводу обманутых надежд. Мы должны радоваться тому, что есть.
Эд встает и идет к холодильнику.
– Как насчет «Бак-физ»? – Он вынимает бутылку шампанского и коробку апельсинового сока.
– Коктейль? С удовольствием.
Эд вручает мне бокал:
– За нас. Ты права. Давай сделаем это Рождество особенным.
Я облегченно вздыхаю, мы чокаемся, холодный пенистый напиток струей льется в горло.
– Господи, это восхитительно!
– Супер…
Потом мы молча слушаем слащавые рождественские мелодии и смотрим, как мерцают елочные огни. У меня тяжело на душе, ведь я знаю, что готовит нам будущее. Тем не менее я довольна. И пусть мне не удалось изменить будущее, по крайней мере сегодняшний день запомнится мне счастливым и радостным, не омраченным ссорами и враждой.
В мои мысли врывается громкая трель звонка входной двери.
– Ладно. А вот и первые гости. Вечеринка начинается, – слабо улыбаюсь я.
У меня больше нет возможности предаваться размышлениям, потому что в комнату врывается Беки со всем семейством.
– С Рождеством, тетя Зои! – Ко мне кидается Грейси, я поднимаю ее высоко в воздух, она заливисто смеется.
– С Рождеством, солнышко!
– Тетя Зои, угадай – что? Ко мне приходил Санта-Клаус, и он принес мне много-много подарков. Я получила новый кукольный дом, конструктор «Плеймобил» с настоящим бассейном, куда можно наливать воду и все такое, а еще он принес мне новый велосипед, и шлем, и звонок на руль, весь такой розовый и блестящий.
Грейси переводит дух, а я со смехом говорю:
– Ух ты! Похоже, Санта-Клаус здорово расщедрился в этом году!
Беки ловит мой взгляд и закатывает глаза к потолку:
– Ты даже не представляешь, как сильно!
В дверь снова звонят, и не успеваем мы оглянуться, как в нашей крошечной гостиной практически не остается свободного места: к нашей компании присоединяются мама, папа и Сьюзан. Кто-то сидит на диване, кто-то растянулся на полу, занимая все пустое пространство. Но для меня это как подарок судьбы. На душе сразу становится теплее: ведь я в окружении самых близких мне людей, которым хорошо и уютно в моем доме. Слава богу, они не знают, что нас ждет впереди! Но зато навсегда сохранят в своем сердце эти минуты безоблачного счастья.
И я позволяю себе лелеять тайные надежды. Ведь возможно – лишь возможно, – то, что этот день прошел иначе, оставляет мне крошечный шанс, что моя история будет иметь счастливый конец.
– С Рождеством! – Эд поднимает бокал.
– С Рождеством! – хором отвечают наши гости.
– За ваше здоровье! – выкрикивает Грейси под аккомпанемент дружного смеха.
В наш дом пришло Рождество.
За окном темно, мы с Эдом лежим в постели и смотрим в окно на бледную луну. Его дыхание замедляется, – похоже, он вот-вот уснет. Но я еще не готова расстаться с Эдом, я пытаюсь бодрствовать, чтобы подольше остаться с ним. Я вспоминаю разговор, который произошел сразу после обеда. Эд, доев свою порцию рождественского пудинга, откинулся назад, довольно поглаживая живот и пыхтя как паровоз.
– Ну, я наелся на год вперед, – сыто рыгая, сказал он. – Черт бы меня побрал!
– Эд, некрасиво выражаться в присутствии детей, – зашипела на него Сьюзан, кивнув на Грейси и Алфи.
– Ой, ради бога, не волнуйтесь! От Грега они еще и не такое слышали, уж можете мне поверить, – успокоила ее Беки, криво улыбнувшись мужу.
Грег в ответ лишь пожал плечами:
– Вот такой я человек. Люблю ввернуть крепкое словцо.
Но я уже их не слушала, у меня в ушах звенели слова Эда. Я наелся на год вперед.
И даже сейчас я не перестаю мысленно повторять эту его фразу, и у меня болит душа, болит за Эда, за меня, за будущее, которого у нас не будет. Потому что, если ничего не изменится, для Эда это Рождество окажется последним.
Комната внезапно начинает вертеться перед глазами, я со стоном сжимаю виски.
– Что такое? – Эд удивленно смотрит на меня.
Я чувствую, как у меня на ресницах дрожат слезы. Тогда я вытираю их ребром ладони и качаю головой:
– Ничего, ничего. Извини. Это, наверное, напряжение последних дней. – У меня перехватывает дыхание, и я умолкаю. – Просто я очень люблю тебя, вот и все.
– Эй, я знаю, что любишь, родная. Но все хорошо. У нас все хорошо, разве нет? По крайней мере, сегодня.
– Да. Да, так и есть. По крайней мере, у нас есть сегодня.